Самоубийство исключается - Сирил Хейр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расходов? Стефан не сразу понял, что имелось в виду.
— Мы можем обсудить вопрос расходов позднее, — сказал он. — Дело в том, что я прошу вас сделать только одно дело, которое по разным причинам не могу выполнить сам. План кампании, если таковая состоится после того, как вы выполните мое поручение, это уже мое личное дело.
— Очень хорошо, сэр, — удрученно сказал Элдерсон, — конечно, как вы пожелаете. Нет причин, почему бы нет, как сказал Шекспир. В то же время я бы считал...
— Пожалуйста, не нужно недооценивать моего задания, — быстро сказал Стефан, твердо решившийся не упустить с трудом завоеванное право вести разговор. — Ваша работа в данном случае, мистер Элдерсон — я не могу отвечать за будущее, — нацелена на то, чтобы удостовериться, когда умер мой отец, кто останавливался в гостинице в ту ночь, под какими именами они зарегистрировались и какие адреса указали, какие комнаты занимали и все остальные сведения о них, какие только удастся добыть. Вы также можете сделать полезные наблюдения о персонале гостиницы. Мне нужен отчет на эту тему как можно скорее...
— Время — это существенно, да, сэр, я понимаю, — сказал Элдерсон, смакуя эту фразу, которая значила для него не больше, чем для его клиента. — Существенно, это точно. Я могу начать сегодня же. Теперь вопрос о расходах, сэр...
Этот чрезвычайно важный вопрос был обсужден и решен к взаимному удовлетворению сторон, после чего Стефан хотел уйти. Однако перед этим к нему была обращена последняя просьба.
— Терпеть не могу работать в темноте, сэр. Не могли бы вы немного посвятить меня в дело, сэр? Если вы понимаете, что я хочу сказать.
— Мы все работаем в темноте, именно поэтому мне и приходится к вам обращаться.
— Но не могли бы вы дать мне направление, сэр, о том, как вы хотите, чтобы обернулось дело? Я имею в виду, например, мотив. Вы же наверняка рассматривали этот пункт, сэр. Полагаю, был какой-то мотив, по которому кто-то расправился со старым джентльменом. Если вы дадите мне пару намеков на то, что у вас в голове, тогда я буду знать, кого мне искать, что избавит нас от многих хлопот.
Мотив! Можно было не сомневаться, что Элдерсон коснулся самого слабого места во всей этой затее. Но чтобы сыщик потрудился с пользой, было нежелательно, чтобы он об этом догадался.
— Сейчас я ничего не могу вам сказать по этому поводу, — ответил Стефан, уже держась за ручку двери, как вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль. — Одну минутку, — добавил он. — Есть еще один момент, который я хотел бы, чтобы вы проверили и отразили в своем отчете. Пожалуйста, постарайтесь уточнить, менялся ли кто из постояльцев гостиницы в ту ночь или незадолго до нее номерами.
Быстрота, с которой Элдерсон ухватил взаимосвязь, сильно подняла его во мнении Стефана.
— Я вас понял, сэр, — сказал он. — Я понял, что вы имеете в виду. Если что-нибудь в этом роде произошло и если комната, в которой скончался джентльмен, была той, которой поменялись, это, так сказать, открывает перспективы, не так ли, сэр?
Затем Стефан все же ушел и оказался на улице. Элдерсон заверил его, что отчет будет готов через три дня. Казалось, это недостаточный для такой работы срок, если только сыщик не был намного профессиональнее, чем казался на первый взгляд, но для ожидания это был поистине томительно длинный срок. Стефан завернул в первый же кинотеатр, который встретился по пути, и впервые за три дня провел полчаса, рассеянно наблюдая за развитием событий кинофильма, которые казались такими же фантастичными и не реальными, как и миссия, которая привела его на Шафтесбери-авеню.
Эти три дня прошли гораздо быстрее и не с таким напряжением, как думали члены семьи Диккинсон. Стефан сравнительно редко виделся с Мартином и Анной, что само по себе было неплохо. Со времени разговора с представителем страховой компании он восстановил нормальные взаимоотношения с сестрой, и оба наслаждались спокойствием и взаимным доверием, присущим им до сих пор. Дружбу, которая зародилась еще в детской, не так просто разрушить. Она способна пережить ссоры и взрывы, ведущие к разрушению девяти из десяти браков, при условии, что стороны проявляют взаимное доверие и признают существование запретных тем. Что касается Анны, то ее отношения с Мартином были словно обозначены вывеской: «Нарушение границы преследуется по закону», и до тех пор, пока Стефан держался по свою сторону забора, проблем не возникало. Она не забыла об отношении брата к своему будущему зятю — это было не в ее натуре, но вполне была способна отложить разногласия по этому поводу на задворки памяти и вести себя так, как будто этой проблемы не существовало. Она не давала понять, обсуждала ли когда-нибудь эту тему с Мартином (о чем они говорят, когда находятся наедине, было для Стефана неразрешимой загадкой), и поведение Мартина по отношению к нему было не более и не менее сердечным, чем прежде. В то же время состояние мира, которое основывалось на игнорировании существования кардинального фактора, — есть самый ненадежный мир, и вполне естественно, что вовлеченные в эту проблему стороны по общему согласию должны были договориться не испытывать его устойчивость слишком тесным общением. С подсказки Анны, а может и по наитию, Мартин вдруг обнаружил страсть к тому, что он называл «прогулки» за город. Каждое утро его неуклюжий приземистый двухместный автомобильчик, поразительно соответствующий внешнему облику своего владельца, увозил сестру с Плейн-стрит, чтобы вернуть домой поздним августовским вечером, уставшей, но с сияющими глазами и в пропахшей трубочным табаком одежде. Это занятие удовлетворительно решало проблему заполнения периода ожидания для двух из троих.
Считается, что в любом случае обрученные пары никогда не ощущают или, по крайней мере, не признают, что ощущают скуку, когда находятся вместе. Стефан, который не был обручен, смирился с периодом более или менее монотонного безделья и скуки. Но на следующий после своего визита к Элдерсону день он неожиданно нашел выход для своей дремавшей энергии. Он сидел за столом, закончив завтрак, и мрачно изучал биржевые колонки в газете, когда в столовую вошла мать.
— Как сегодня акции? — спросила она.
— Довольно спокойно, — пробормотал он.
— Ты снова начал играть?
Деловитый спокойный тон, которым был задан этот вопрос, не таил в себе упрека или оскорбительности.
Миссис Диккинсон не одобряла привычку своего сына, и для них обоих это не представляло тайны. Они касались этой темы не чаще, чем было необходимо, и заданный вопрос был воспринят просто как просьба об информации.
— Да, немного, — ответил он.
— Коль разговор зашел об игре, — добавила она, — то я хотела бы обсудить с тобой один вопрос.
Она могла не говорить, какой именно вопрос имела виду. Со времени получения письма от мистера Джелкса в день похорон для семьи существовал единственный вопрос, отодвигающий на второй план все остальные.
Стефан неохотно отложил газету.
— А стоит ли, мама? — спросил он. — И в любом случае, какое это имеет отношение к игре?