Месть смотрящего - Евгений Сухов

Батон пробовал переключиться на что-то другое: попытался вслушаться в мирно барабанящие клапаны двигателя. Однако вся психотерапия летела к черту под вскипающим в крови адреналином.

Теперь удержать его будет трудновато.

– Пошел вон! – произнес Батон изменившимся голосом.

Ермолай невольно опешил.

– Ты что сказал?

– Я тебе говорю, пошел вон! И чтобы я тебя больше не видел! Доберешься своим ходом!

– Батон, ты просто ненормальный, ты хочешь поссориться со мной из-за какого-то мента!

– Мне выбросить тебя из машины?

Громко хлопнув дверью, Ермолай произнес:

– Я тебе еще это припомню!

Свистнув покрышками, машина резво тронулась с места.

– Спасибо, приятель, – прохрипел за спиной раненый. – Как тебя зовут?

– Это неважно, – невесело буркнул Михаил, прибавляя скорость. – Не хватало, чтобы с меня показания дергали. Довезу тебя до больницы, а уж там пускай с тобой разбираются.

Но раненый уже умолк, в очередной раз потеряв сознание.

Уже через полчаса Батон доставил пострадавшего в больницу, а еще через два Батон встретился со Шрамом и без утайки поведал боссу о событиях минувшего дня.

Смотрящий выслушал его с непроницаемым лицом, даже ни разу не перебив, а потом, поджав губы, дал короткое резюме:

– Хреновину ты спорол, Батон!

Михаил сглотнул слюну. Нечто подобное он ожидал услышать, вот только никак не мог предположить, что сказано оно будет с брезгливой интонацией.

– Как-то оно само получилось, – неловко произнес в свое оправдание Батон.

Вздохнув, смотрящий произнес:

– Теперь жди неприятностей. Кто же мента спасает! Кто-нибудь кроме Ермолая знает, что ты спасал мента? Не порядок.

– Нет.

– И сам ты подставился, и меня подставил. Что люди скажут, когда узнают, что охрана смотрящего легавых спасает.

Батон откровенно загрустил, выходило и в самом деле все очень скверно.

– Я с ним поговорю, только и ты сам не трепись. Мало ли…

– Конечно же, Сань, – с воодушевлением отозвался Батон. – Что я, враг себе, что ли?

Как-то неожиданно Ермолай пропал. Сначала в бригаде подумали, что смотрящий перевел его на один из дальних объектов куда-нибудь под Питер присматривать за коммерсантами, но скоро выяснилось, что он не появлялся ни на одном из них.

Случившемуся не придали особого значения, так как Ермолай и прежде мог пропадать на несколько дней, уходив в глубокий запой, а то и просто мог зависнуть у одной из своих подруг, за что нередко получал от Шрама.

И только когда прошел месяц, а он так ниоткуда и не вынырнул, стало понятно, что с ним произошло нечто очень серьезное.

Просто был человек и сгинул. Так бывает.

Странно было то, что его никто не видел и даже не мог предположить, куда он мог податься.

Батон никогда не говорил со Шрамом об исчезновении Ермолая, но был твердо уверен в том, что в этой нехорошей истории не обошлось без его участия.

С ментом, которому Батон некогда спас жизнь, судьба свела три месяца назад, когда собровцы окружили ресторан, в котором проходил сходняк воров и положенцев Ленинградской области. Швырнув присутствующих на пол, они по-хозяйски прохаживались среди задержанных, кого-то выискивая. Батона спасло то, что в это самое время он отлучился в туалет, а когда возвращался, ему навстречу попался высокий собровец в маске.

Кивнув в сторону кухни, он негромко произнес:

– Иди туда. Отсидись там. Тебя не возьмут.

Батон понимающе кивнул, узнавая обладателя голоса.

После того рейда собровцы арестовали троих воров, пять положенцев и с десяток прочей публики, захвативших стволы. Миша Батон был реальной кандидатурой на задержание – в его пиджаке находился паленый «макаров».

Спрячь подальше – Вот и все, – произнесла Елена таким печальным голосом, что у Варяга сердце защемило. Он обнял ее покрепче и прижал к себе.

– Нет, Леночка, не все. Слово даю – не все. Я тебя никогда не забуду. Не забуду того, что ты для меня сделала. Ты же меня с того света вытащила. Как фронтовая медсестра.

– Значит, я для тебя теперь – фронтовая подруга? – улыбнулась сквозь слезы Елена.

Он только рассмеялся:

– Больше! Гораздо больше. Ты ведь здесь у деда Платона не всю жизнь собираешься провести. Ты же зимой вернешься в Питер – так? Я тебе телефон оставлю – позвони! Тебе скажут, где меня найти. Запоминай…

Елена нахмурилась и покачала головой.

– Ты мне лучше напиши его на чем-нибудь. И еще что-нибудь напиши. Чтобы память осталась.

Варяг притянул девушку – тут бы самому не разрыдаться от накатившей нежности.

– Принеси бумагу!

Подошел старик Платон.

– Собрался, Владик?

– Собираюсь, – кивнул на удаляющуюся девушку и добавил: – Вот, Елена помогает.

– Давай-ка, парень, поторапливайся. Машина ждать не будет. Путь не близкий – до Северопечерска два-три часа, да там еще лесом час с лишним.

Варяг кивнул:

– Сейчас. С Еленой только вот простимся.

Платон вздохнул тяжело и повесил голову.

– Не дело это, скажу я тебе, чтобы такой мужик, как ты, с девкой связывался. Ей только голову задуришь, а она потом сама не своя будет. Жаль мне ее! Да и тебе она будет обуза. Таким, как ты, нельзя связываться с бабой, вот что я тебе скажу.

Владислав помрачнел:

– Я ведь не истукан, дед.

– Владик, баба – она опиум, задурит! Потом ни о чем думать не сможешь.

Варяг улыбнулся:

– Ты, видно, знаешь, о чем говоришь.

– А то! – охотно отозвался старик. – Красив я не был, но молодым – я был! – Помолчав, добавил: – У вас-то, я как погляжу, с Ленкой закрутилось. И было все… А что, если она забрюхатеет? Я так понимаю, ты же ее не бросишь? – Последний вопрос старик задал с просительным выражением.

– Не брошу, отец, – серьезно ответил Варяг. – Не знаю, что меня ждет в Питере. Может, ничего хорошего. А к Лене я сердцем прикипел – честное слово. Так что сдохну – а ее не забуду и, даст бог, еще свидимся.

Варяг кашлянул. Ему вдруг вспомнилась Вика – красивая добрая девушка, так долго и по глупости скрывавшая от него существование дочурки. Владислав едва подавил вырывавшийся из груди стон. Чувство вины перед погибшей оставалось в душе незаживающей раной.

– Если Елена родит ребеночка – так ей только благодарен буду по гроб жизни. Уж не знаю, жив ли мой Олежка…