Гаспар-гаучо. Затерявшаяся гора - Томас Майн Рид

Долго бодрствовал гаучо, как древний астролог, вглядываясь в звезды, словно ища у них ответа на свои сомнения. Внезапно он вздрогнул и привстал.

– Найдено! – прошептал он. – Этим все объясняется: и убийство, и похищение, и все беды…

Как ни тих был шепот гаучо, но Чиприано расслышал его и тотчас же проснулся.

– Что случилось, Гаспар? – спросил он.

– Ничего, ничего, сеньорито. Москит укусил меня в нос, но я уже прихлопнул кровопийцу. Больше он меня не тронет.

Хотя гаучо и полагал, что ключ к тайне найден, он хотел до конца все обдумать, прежде чем посвящать юношей в свои соображения.

Чиприано снова заснул, а Гаспар продолжал развивать свою мысль:

– Франсиа напал на наш след. Удивляюсь, как этого не случилось раньше. Я всегда предостерегал сеньора, что благополучие наше держится на волоске… Нарагвана, к несчастью, всегда успокаивал его. Тобасы с парагвайцами были на ножах, и немудрено, что мой бедный хозяин всецело полагался на них. Но теперь положение круто изменилось. Вот почему тобасы, не предупреждая, покинули становище. Следы подков указывают на то, что им сопутствовал какой-то белый. Ни минуты не сомневаюсь, что то был посол Эль-Супремо. А кто мог быть этим послом? Кому диктатор поручил гнусное дело, если не…

Гаучо на правильном пути… Он уже знает имя убийцы натуралиста…

«Всадник на подкованном коне – отъявленный негодяй и наш старый знакомец – Руфино Вальдец. Негодяй! Это он убил хозяина. Головой ручаюсь, что он!»

– Какая досада, – вздыхает гаучо. – Отчего я вовремя не сообразил, кто наш враг… Вчера утром он возвращался один в Парагвай. Ах, какой я упустил случай! Как легко было свести счеты с сеньором Руфино… Но мир тесен: мы еще встретимся и померимся силами. Одному из нас суждено пасть в этой борьбе, и, надеюсь, счастье будет на моей стороне.

С этими словами Гаспар завернулся в пончо и закрыл глаза. Вскоре и он заснул.

Путники, поставившие себе такую цель, как Гаспар и его юные приятели, не могут быть лежебоками. С первыми лучами утреннего солнца они уже были на ногах.

Вновь запылал костер, над огнем забурлила вода в котелке, и появились на сцену мате, бомбиллы, холодная баранина и маисовый хлеб.

Пока друзья наши завтракали, стало уже настолько светло, что можно было отправляться в путь. Оседлав коней, все трое двинулись вперед.

Следы по-прежнему вели вдоль берега Пилькомайо вверх по течению реки. Среди следов копыт время от времени попадались отпечатки подкованного пони, принадлежащего Франческе. Как и накануне, все время мелькали следы второй подкованной лошади, причем шли они и вверх по течению и вниз. Но в одном месте, милях в двадцати от брода, следы эти внезапно оборвались. Они кончались в роще альгаробии[29], где индейцы, очевидно, располагались привалом: на это указывала груда объедков и выжженные на земле круги, оставленные двумя кострами.

Здесь путники спешились; они решили задержаться, чтобы дать отдых усталым лошадям, с раннего утра бежавшим крупною рысью, а также чтобы обыскать место привала; ведь иногда случайная находка может пролить свет на таинственное преступление и дать нить для обнаружения преступников.

Но путники ничего не находили, кроме золы, погасших головешек и срезанных гибких ветвей лиан. Индейцы, очевидно, ими что-то перевязывали, но что именно – Гаспар-гаучо не установил. Попадались еще обглоданные кости да скорлупа страусовых яиц. Вопрос о том, кто делал привал в роще, разрешить не удалось. Гаучо сразу узнал, что здесь заночевали индейцы: кое-где трава была примята, а местами выщипана лошадьми. Но он не догадывался, к какому племени принадлежали эти индейцы.

Чиприано и Людвиг уже сели на лошадей, но Гаспар все еще бродил по прогалине, водя своего коня под уздцы.

Он обшаривал каждый куст, раскапывал золу, раздвигал высокую траву.

Надежда не обманула его. Он нашел в траве небольшой каменный шар, туго обтянутый бычачьей кожей. Размерами он напоминал шар для крокета. Но гаучо вспомнил не об этой игрушке – ее он никогда не видал, – а о шаре от «болы», без которой южноамериканский гаучо чувствует себя безоружным.

Однако веревки при этом шаре не было; не было и указания на то, что веревка оторвалась.

– Что это такое, Гаспар? – разом вскричали оба подростка, подъезжая к нему на своих конях.

– «Бола пердида».

– Ты хочешь сказать, что индейцы забыли, потеряли этот шар?

– Нет, сеньорито, я хочу сказать не это. Конечно, краснокожие потеряли его. Но я называю его perdida – «потерянным» – совсем по другой причине.

– Так почему же, Гаспар? – нетерпеливо спросил Людвиг, унаследовавший от отца пытливость ученого.

– Эту кличку ей дали мы, гаучо, а от нас ее переняли индейцы, – уклонился от прямого ответа Гаспар.

– А для чего этот снаряд? Я никогда о нем не слыхал.

– Никому из вас не пожелаю испытать на себе его действие. Смею вас уверить, сеньорито, это не игрушка, а самое страшное оружие: индеец на тридцать, шагов попадает им в цель не крупнее кулака; шар этот проломит лошадиный череп не хуже хорошей дубины из квебрахи.

– Но почему все-таки этот шар называют потерянным? – настаивал Людвиг.

Гаучо наконец соизволил объяснить:

– Обыкновенная бола, брошенная как следует, обматывается вокруг предмета, а такой шар, ударив, отскакивает. Поэтому он часто теряется. Вот его и называют «потерянным».

– Что же из этого следует? – спросил, в свою очередь, Чиприано, заинтересовавшийся шаром совсем с иной точки зрения.

– Очень много, – ответил Гаспар и загадочно улыбнулся.

– В самом деле? – оживились мальчики.

– Да, сеньорито. Из этого следует, что здесь стояли привалом не кто иные, как тобасы…

– Тобасы? – изумился Чиприано. – Почему ты так думаешь?

– А потому, что из всех индейских племен, живущих в Чако, «потерянным шаром», насколько я знаю, пользуются только тобасы. Только тобас мог метнуть этот шар, потерять его в траве. Ты прав, сеньорито, – продолжал он, обращаясь к Чиприано. – Кто б ни убил бедного Гальбергера, но кузину твою увез Агвара.

– Вперед, – взмолился Чиприано. – Людвиг, милый, нельзя терять ни минуты. Подумай, в чьих руках Франческа!

И всадники поскакали по следам, изо всей силы погоняя лошадей.

Следопыты ринулись с большой горячностью, но очень скоро им пришлось замедлить скачку, а потом и вовсе остановиться. На пути встретилась неожиданная помеха, не столь удивившая, сколь раздосадовавшая их. То были распространенные в пампасах норы зверьков, называемых «бишача», или тушканчиков[30].