Импровиз. Сердце менестреля - Владислав Русанов

– А мне что-то подсказывает, что я терпеть не могу браккарцев, – без малейшего намека на учтивость ответил альт Грегор.

– Насильно мил не будешь, пран, – поклонилась светловолосая.

Она казалась весьма миловидной – большие глаза, губы «бантиком», округлый подбородок. Даже скулы, излишне широкие, на взгляд Ланса, у обитателей островов, не слишком бросались в глаза.

Сунув кинжалы в ножны, женщина подобрала плащ, стряхнула с него снег.

– Твой друг нуждается в помощи, пран. Еще раз благодарю за помощь. Я у тебя в долгу.

Менестрель отмахнулся.

– Не стоит благодарностей. Ступайте своей дорогой…

– И вам советую поторопиться. Мы слегка нашумели. До встречи!

Накинув плащ, браккарка припустила с места бегом, с мгновение ока скрывшись из виду. Причем убежала в ту сторону, откуда пришли Ланс и Регнар – по направлению к порту.

Альт Грегор наклонился к другу.

– Ты как?

– Жить буду, – сквозь сцепленные зубы ответил маг-музыкант. – Но перевязать рану надо. Больно… очень…

Еще в переулке Ланс оторвал рукав рубашки и перетянул рану Регнара, но к тому времени, как они подошли к крыльцу гостиницы, маг-музыкант с трудом стоял на ногах. Весь левый бок его полукафтана пропитался кровью. Ланс перекинул руку друга через шею и волок его на себе. Регнар слабо стонал и едва перебирал заплетающимися ногами.

Когда они ввалились в общий зал «Трех метел», десятки пар глаз повернулись к двери. Альт Грегор мысленно выругал себя последними словами. Не хватало еще, чтобы его узнали! Наклонив голову, чтобы скрыть лицо под капюшоном, он потащил обмякающего Регнара к лестнице. Неожиданно между столами пробежала та самая девчонка-прибиральщица – толстушка с оспинками на лице – и подперла мага с другой стороны. Регнар сдавленно застонал.

– Что с ним? – спросила девушка.

– Потом объясню, – свистящим шепотом ответил Ланс. – Хочешь помочь – помогай!

Подъем по лестнице запомнился ему надолго. Узкая лестница, теряющий сознание Регнар, сдержанное пыхтение прибиральщицы, ступеньки, так и норовящие вывернуться из-под подошвы, балясины перил, то и дело ударяющие по колену.

Наконец изнуряющее путешествие закончилось. Ввалившись в комнату Регнара, Ланс толкнул его на кровать, несколькими быстрыми ударами затеплил трут и зажег свечу. Угли в жаровне уже прогорели, но толстые медные бока хранили остатки тепла.

Увидев почерневший, блестящий от влаги бок Регнара, девушка охнула и зажала рот ладошкой.

– Горячей воды! Полотна! Корпии! Вина! Самого крепкого! – скомандовал менестрель.

– Он не умрет?

– Потом болтать будем! Быстро вниз!

Прибиральщица кивнула и убежала, аж пламя свечи мигнуло и едва не погасло.

Ланс размотал повязку, наложенную впопыхах поверх одежды, стянул с Регнара куртку, рубашку, пропитавшуюся кровью и потяжелевшую. Осмотрел рану, из которой слабеющими толчками била кровь. По всей видимости, была задета крупная жила. Ремнем от перевязи мага альт Грегор перетянул ему руку повыше раны. Промокнул кровь полотенцем.

Порывшись в мешочке на поясе, вытащил кривую иглу и несколько конских волосин. Еще в первую в его жизни военную кампанию – небольшую пограничную заварушку между Трагерой и Кевиналом, которая показалась юному музыканту страшной и кровавой, – его научили старшие товарищи-наемники: всегда имей с собой все необходимое для лечения. На войне он так и поступал: возил в переметной суме полотняные бинты, корпию, запас сушеных трав от поноса, от жара, от колик, от кашля и не зависел от отрядного лекаря. Отправившись же в путешествие в Аркайл, менестрель пренебрег правилом и захватил с собой только иглу и нить для зашивания ран. Да и то лишь потому, что много места они не занимали и он попросту забыл их выложить.

Прибиральщица вернулась быстро, очень быстро, запыхавшаяся и взволнованная. В руках – таз с водой, над которой поднимался пар, под мышкой – чистые тряпки, из кармана передника торчало горлышко бутылки.

– Молодец! – одобрил Ланс. – Таз на стол. Вымой руки, смочи тряпку и протирай его. Смоешь всю кровь – скажешь.

Девушка кивнула и кинулась выполнять распоряжение.

Менестрель вырвал пробку из бутылки, плеснул в широкую плошку, которую нашел на полке в углу комнаты, опустил туда конский волос. Потом несколько раз провел иглу через пламя свечи, остудил в вине. Посмотрел на кучу тряпок, принесенных толстушкой.

– Корпия где?

– Не нашла, – отозвалась она, даже не оборачиваясь.

– Щипать придется.

– Нащиплю.

– Работай, давай. Сам нащиплю.

Кинжалом отрезав кусок от полотняной ленты, Ланс уверенными движениями растеребил ткань и через несколько мгновений сжимал в кулаке порядочный клок корпии.

– Все сделала, пран, – выпрямилась девушка.

– Молодец. – Ланс посмотрел на бесчувственного Регнара. – Держи его крепко.

Она кивнула и, зайдя со стороны изголовья, прижала плечи мага к постели.

– Тебя как зовут? – осматривая рану, спросил менестрель.

– Анне.

– Крови ты не боишься, как я вижу.

– Я из села, – ответила она, ничего больше не поясняя, как будто этим все сказано.

Ланс покачал головой и воткнул иглу в кожу Регнара. Маг выгнулся и застонал, но Анне крепко его держала, а руку менестрель загодя придавил ногой, усевшись так, чтобы боком навалиться на туловище друга. Проколов кожу, он продел вымоченный в вине конский волос, сделал еще один прокол с противоположной стороны раны. Затянул первый стежок.

Регнар метался и стонал, не приходя в сознание. Несмотря на все усилия Анне и Ланса, тело мага дергалось, и альт Грегор вот уже третий раз кряду пытался сделать второй стежок, но никак не мог воткнуть иглу под нужным углом. Отчаявшись, он уже хотел стукнуть друга в челюсть, но для этого пришлось бы приподняться и выпустить иголку с конским волосом из рук, а она могла упасть на пол. И все пришлось бы начинать с начала – убивать заразу огнем и вином.

– Держи его, девочка, держи крепче… – бормотал менестрель сквозь стиснутые зубы.

– Я держу, – отвечала Анне, хотя, похоже, уже выбивалась из сил.

И тогда от отчаяния альт Грегор совершил поступок, какой никогда в жизни не позволял себе по отношению к человеку. Просто на миг тело Регнара показалось ему расстроенным клавесином, или виолой, или цистрой. В молодости ему приходилось играть на инструментах, звучащих из рук вон плохо, да и, собственно, настройке не поддающихся. Ничего, приноравливался в отличие от многих знакомых музыкантов – того же Регнара, к примеру. Может, поэтому их пути в музыке разошлись. Дворцовому магу-музыканту не приходится играть на расстроенных инструментах, зато и нет необходимости импровизировать?