Когда под ногами бездна - Деннис Лихэйн

Рейчел сравнила это с адом, но Грета возразила:

– В аду все же кто-то отвечает за порядок.

Вторую ночь они провели в стихийном лагере беженцев, где стенами и крышами служили простыни. Вчетвером – вместе с Гретой, бывшей монахиней и девушкой, которая собиралась стать медсестрой, – они переводили молодых девушек из палатки в палатку, пряча их от мужчин, воспользовавшихся моментом, чтобы предаться насилию. Мужчины рыскали по лагерю в поисках девушек, вооружившись ножами и серпеттами – фермерскими мачете с изогнутыми лезвиями. Рейчел осталась в убеждении, что до землетрясения половина их были обыкновенными тружениками. Их главарь Жозюэ Даслюс был родом из провинции, располагавшейся восточнее зоны землетрясения. Девятый сын в семье, которая владела маленькой фермой в Круа-де-Буке и выращивала сорго, он озлобился на весь мир, осознав, что ферма никогда ему не достанется. Жозюэ Даслюс имел внешность киногероя и держался как шоумен. Он носил свободные брюки со множеством карманов и зеленую с белым футболку с закатанными рукавами. На левом бедре болтался автоматический пистолет 45-го калибра «Дезерт игл», а на правом – серпетта в потертых кожаных ножнах. Он уверял, что серпетта нужна ему для самозащиты, а пистолет, добавлял он, подмигнув, – для того, чтобы защищать других. Вокруг столько нехороших людей и творится столько нехороших дел, что без этого никак. Перекрестившись, он поднимал глаза к небу.

После землетрясения восемьдесят процентов территории Леогана были изрыты ямами и воронками. Закон и порядок были забыты. Ходили слухи, что в этот район посланы английские и исландские поисково-спасательные команды. Рейчел утром сама послала сообщение о том, что в гавани бросил якорь канадский эсминец. Среди руин города, как говорили, работали японские и аргентинские врачи, однако до сих пор никто их не видел.

Все утро и весь день они помогали Рональду Революсу, который до землетрясения учился на медбрата, и переправили трех смертельно раненных людей из лагеря в медпункт, устроенный в трех милях от лагеря миротворцами из Шри-Ланки. Переводчик заверил Рейчел, что они окажут помощь обитателям лагеря, как только наладят работу – к следующему вечеру или, самое позднее, через пару дней.

Когда Рейчел и Грета вернулись в лагерь, туда прибыли четыре молодые девушки. Изголодавшиеся, потерявшие всякое терпение мужчины из банды Жозюэ тут же заметили их, и, пока девушек поили водой и осматривали их раны, грязные помыслы каждого из насильников мгновенно слились в общий импульс.

В эту ночь Рейчел и Грете было не до репортажей – разве что кто-нибудь согласился бы выпустить в прямой эфир то, чем они занимались. Вместе с бывшей монахиней и Рональдом Революсом они перемещали девушек из палатки в палатку, редко оставаясь на одном месте больше часа.

Дневной свет не был помехой для насильников – они не видели в своих устремлениях ничего постыдного. Смерть в последнее время стала для местных жителей обыденным событием, прискорбным лишь в том случае, если умирал кто-то из близких. Мужчины беспрерывно пьянствовали всю ночь и сейчас, на рассвете, еще не закончили; оставалось только надеяться, что алкоголь рано или поздно усыпит их. Двух девушек удалось вывезти из лагеря, когда утром в сопровождении бульдозера прикатил американский грузовик, чтобы увезти трупы к разрушенной церкви у подножия холма.

Но две другие бесследно исчезли. Они прибыли всего несколько часов назад, лишившись перед этим и дома, и родителей. Эстер носила выцветшую красную футболку и джинсовые шорты. Другую, в бледно-желтом платье, звали Видлен, но все обращались к ней как к Видди. Эстер была угрюма, почти ничего не говорила и избегала смотреть людям в глаза, что, впрочем, было понятно. И всех поражала неизменная жизнерадостность Видди, чья улыбка пронзала насквозь сердце каждого. Рейчел провела бо́льшую часть ночи вместе с Видди. Но наутро никто во всем лагере будто и не помнил Видди с ее желтым платьем, настежь открытым сердцем и привычкой непрерывно напевать.

Обе исчезли напрочь, словно и не появлялись здесь. Через час после восхода солнца стали расспрашивать двух их подруг, но те отмалчивались. Спустя три часа казалось, что, кроме Рейчел с Гретой, бывшей монахини Вероники и Рональда Революса, никто в лагере в глаза их не видел. К вечеру Вероника принялась рассказывать то, чего не было, а Рональд начал думать, что ему изменяет память.

В девять вечера Рейчел случайно встретилась взглядом с одним из бандитов, учителем-естественником по имени Поль. Он всегда был неизменно вежлив. Поль сидел возле своей палатки и подстригал ногти ржавыми ножницами. В это время среди беженцев ходили слухи, что если бы даже девушки прибыли в лагерь – а на самом деле этого не случилось, – то к тому моменту, когда эти несуществующие девушки якобы исчезли, трое из шести пьяниц, рыскавших по лагерю той ночью, уже спали. И если этих девушек изнасиловали (чего не могло быть, так как их здесь не было), то Поль должен был участвовать в этом. Но если их убили (чего тоже не могло быть, так как их не существовало), то к этому моменту Поль тоже спал. Преподаватель Поль был всего лишь насильником. Если он и думал что-то о судьбе девушек, то тщательно это скрывал. Он посмотрел Рейчел в глаза, изобразил с помощью большого и указательного пальца пистолет, наставил ствол на ее промежность, взял в рот палец и принялся его сосать. При этом он беззвучно смеялся.

Затем он поднялся, подошел к Рейчел, встал перед ней и пытливо вгляделся в ее глаза. Очень вежливо, чуть ли не подобострастно, он попросил ее уехать из лагеря.

– Вы сочиняете небылицы, и это беспокоит людей, – учтиво объяснил он. – Они не скажут вам этого, потому что у нас вежливый народ, но это их расстраивает. Сегодня вечером, – он поднял вверх палец, – никто не скажет вам, как он расстроен. Сегодня вечером, – палец опять поднят, – вам и вашей подруге ничто здесь не угрожает.

Спустя двадцать минут они с Гретой покинули лагерь на машине шриланкийцев. Оказавшись в полевом госпитале, Рейчел призывала отправиться на поиски девушек и шри-ланкийцев, и канадских миротворцев, направлявшихся со своего судна вглубь острова. Но никто не понимал, что тут срочного. Пропали две девушки? Пропавших считали уже тысячами, и число их непрерывно возрастало.

– Они не исчезли, – сказал ей один из канадцев, – они мертвы. Вы сами это понимаете. Как ни жаль, но это так. А искать тела сейчас нет ни времени, ни возможности. – Он оглянулся на своих товарищей и шриланкийцев, находившихся в палатке. Все кивнули в знак согласия. – По крайней мере, у нас.

На следующий день Рейчел и Грета отправились в Жакмель, а через три недели вернулись в Порт-о-Пренс. К этому времени Рейчел начинала рабочий день с четырех таблеток ативана,[16] добытых на черном рынке, и запивала их ромом. У Греты, как она подозревала, выработалась привычка принимать небольшие порции героина, о чем она рассказала Рейчел в первый же их вечер в Леогане.

Наконец им велели возвращаться в Бостон. Рейчел пыталась протестовать, но ведущий редактор связался с ней по скайпу и сообщил, что ее репортажи стали слишком резкими, слишком монотонными и недопустимо пессимистичными.