Изгнание в рай - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я ж говорил вам: электроника сама решает – когда снимать, когда не снимать, – усмехнулся болгарин.
– Хорошо, давайте дальше посмотрим, когда я прибегаю, а тут почти пожар!
…Однако следующим изображением стали мы с Манолом. Вместе входим в кухню, я показываю ему на сгоревший пирог…
– Странно, – нахмурился болгарин.
И взглянул на меня подозрительно:
– Вы тут ничего не стирали?
– Конечно, нет! – психанула я. – Во-первых, я не умею. А во‑вторых, какой мне смысл – если я сама, допустим, сожгла пирог – вызывать вас и разводить панику?!
– Да нет, нет, конечно, нет никакого смысла, – растерянно молвил Манол.
– Но в чем тогда дело?! – чуть не плача выкрикнула я. – Как это все объяснить?
– Да не волнуйтесь вы, Юна! – расщедрился на улыбку он. – Я вам все сейчас очень убедительно аргументирую. В доме – перебор с электроникой. И она иногда слишком много на себя берет. Уборка автоматическая, постели сами убираются. Слишком наворотили, отсюда и все беды. Зачем поручать технике вещи, которые издавна горничные делали? Вот мы и получаем парадокс, когда слишком умный мозг не может справиться с простейшей задачей.
– Но в печи куча степеней защиты, – парировала я. – На все случаи! Антипригарная форма. Специальный датчик, если пирог только начинает подгорать. А главное – никакая хозяйка не доверит «умному дому» самому включать духовку. Она всегда сделает эта сама.
– Ой, ну подумаешь, – отмахнулся Манол. – Дала электроника сбой. Хотите – мы вам компенсируем стоимость муки и прочего, что там на тесто пошло.
– Да не надо мне ничего компенсировать, – вздохнула я.
Мне бы понять: почему вдруг?! Дом, прежде столь предупредительный, заботливый, стал проявлять ко мне агрессию. За что? Мы с Маришей ему ничего плохого не делали. Вошли, правда, в секретную комнату с детскими платьями. Может, нельзя было? Но почему?
И я упорно повторила:
– Не верю я в восстание машин… Давайте все-таки посмотрим записи с внешних камер. Раз электроника глючит – в дом запросто мог кто-то войти. А ваши хваленые сирены и прочие датчики не сработали.
– Ну, давайте смотреть, – неохотно произнес Манол. – Хотя у меня рабочий день уже закончился.
– Ничего, – безжалостно молвила я. – Попросите, чтоб заплатили сверхурочные.
Болгарин вывел на экраны изображения с уличных камер. Спросил устало:
– С какого времени будем смотреть? Только – уверяю вас! – случись что подозрительное, мы бы и у себя, в конторе, увидели.
Но я упрямо произнесла:
– Давайте на быстрой промотке, но прямо с утра. С десяти, когда мы с Маришкой ушли на пляж, а потом уехали в город.
– Как прикажете. – Он нажал на «play» и лениво раскинулся в кресле. Впрочем, уже через пару секунд насторожился, прильнул к экрану, вдавил кнопку «стоп».
Я тоже вздрогнула, прищурилась на монитор. На улице, у забора – точно под видеокамерой – стояла женщина. Внимательно смотрела в объектив – и улыбалась. Насмешливо, едко.
– Что ей тут надо? – возмущенно пробормотал Манол.
Вновь нажал на воспроизведение, нахмурился еще больше – однако ничего интересного не последовало. Дама медленно, с достоинством, обернулась – и двинула прочь.
Манол вздохнул облегченно, молвил:
– Обычная зевака. Ничего плохого не делала. Потому в конторе тревогу и не подняли.
– Да… – с трудом выдохнула я.
Я ничего не стала говорить болгарину.
Но тетку, что насмешливо мне улыбалась, я узнала сразу. Это была Лариса. Жена Максима Петровича.
* * *
Мой любовник снял трубку на втором гудке.
Я не стала тратить время на table talk – бухнула сразу:
– Макс. Твоя жена здесь.
Пауза. Кашлянул. Наконец произнес – а голос фальшивый-фальшивый:
– Ты уверена, Юночка?
Я перебила, заорала в ответ:
– Это ты очки носишь, а у меня зрение в порядке! Она под забором стояла и прямо в видеокамеру пялилась!
– Вот чертова баба! – устало выдохнул он.
– Ты, я смотрю, и не удивился. Значит, знал? Знал, да?!
– Нет, Юна, что ты! – горячо возразил он. – Конечно, не знал. Я просто видел, что она злится, ревнует…
– Ну удружил! Ну спасибо! Обещал мне: милое, райское, безопасное место! И вообще клялся, что твоя жена про нас не в курсе!
– Она правда была не в курсе. Очень долго, – раздраженно пробормотал Макс. – А совсем недавно нас выследила. Узнала, что у меня дочь. Ну, и понесло ее…
– Извиняйся. Падай в ноги. Моли о пощаде. Или разводись, – перечислила варианты я.
– Да ничего она не слушает… – заблеял Макс. – Заладила: предатель, ненавижу, отомщу! Понимаешь, так еще сложилось неудачно, что раньше она всегда была занята. Хозяйство, дети, кружки. А теперь сыновья уехали и ей просто делать нечего. Вот и сует свой нос, куда не надо.
– Слушай, не надо оправдываться, – перебила я. – Мне плевать, как ты будешь разбираться со своей женой. Скажи, что делать нам?!
– А что тут можно сделать? Не обращай внимания. Потерпи. В вашу крепость она все равно не проберется, – жалобно произнес Макс. – Лариса не диверсант.
– То есть ты предлагаешь мне забаррикадироваться и держать осаду, – саркастически произнесла я. – Нет уж, мой милый, спасибо. Я возвращаюсь домой.
Хвала моему не слишком щедрому любовнику – он не стал упрекать, что стоимость аренды не возвращается. Лишь вздохнул горько:
– А как же море? Ты написала заявление до сентября, у Маришки каникулы, для ее астмы юг очень полезен…
– Спасибо, но мы лучше в Москве.
– Лариса тебе что-нибудь уже наговорила? Сделала? – запоздало поинтересовался Макс.
Я на секунду задумалась.
Манол клялся всеми христианскими святыми, репутацией фирмы и своей собственной, что в дом, когда тот стоит на охране, никто войти не мог. Сгоревший мой кулинарный шедевр – недоразумение, ничего больше. И женщина, что попала в объектив видеокамеры, отношения к этому иметь не может. Категорически.
Потому я неохотно произнесла:
– Пока ничего она мне не сделала. Просто возле дома околачивалась. Думаешь, приятно?
– Слава богу, – облегченно выдохнул Макс. И с жаром продолжил: – Ну, и потерпи пару дней. Ей надоест. Или, если еще раз увидишь, полицию вызови. Жалобу напиши, что она тебя преследует.
– Слушай, а ты сам никак со своей женой разобраться не можешь? – возмущенно произнесла я.
И тут он наконец взорвался:
– Она ушла от меня! И деньги мои украла.