Фестиваль для южного города - Чингиз Абдуллаев

Дронго увидел, как Хитченс отвернулся, скрывая улыбку.Очевидно, он тоже успел изучить характер своего творческого подопечного.

– Может, действительно поехать? – не очень решительноспросил Мовсани, обращаясь к Хитченсу.

– Обязательно нужно ехать, – кивнул тот.

– Тогда едем, и пусть все знают, что мне плевать на все этиугрозы и покушения! – выкрикнул Мовсани.

Дронго обошел машину и сел на переднее сиденье рядом сводителем.

– К дому правительства, – сказал он.

Водитель мягко вырулил на дорогу.

– Кто это был? – спросил Хитченс. – Вы узналиэтого человека?

– Кто-то из местных, который часто ездит в соседнюю южнуюстрану, – пояснил Дронго. – У нас тоже встречаются фанатики. Емусказали, что наш уважаемый режиссер отрекся от своей веры.

– Это я отрекся от веры? – услышав слова Дронго, сновазакричал Мовсани. – Я самый верующий человек в Великобритании. Непропускаю ни одной молитвы, ни одного праздника. Даже в день поминовенияубитого внука пророка Хусейна, да славится имя его. В Лондоне почти нет шиитов,все суннитские мечети, а я езжу на другой конец города в шиитскую мечеть. И этоя неверный? Поворачивайте обратно, я ему покажу.

– Не нужно так волноваться, – посоветовалДронго. – Наверно, ему пообещали деньги.

– Фетва была отменена. Никто не заплатит ему деньги, –крикнул Мовсани, – он просто наивный глупец!

– Может, он сумасшедший, – предположил Дронго. – Влюбом случае его уже теперь не отпустят до вашего отъезда. И вам ничто неугрожает.

Через пятнадцать минут они были у здания дома правительства.Величественное здание, построенное пленными немцами, которых было много в Бакусразу после войны. Здание было выстроено буквой «П», обращенной к бакинскомубульвару. Внутри царили аскетичность и псевдоампир сталинских времен. С однойстороны, просторные холлы, широкие лестницы, высокие потолки и множествобалконов. С другой – небольшие комнаты для сотрудников министерств и ведомств.Зато руководители этих учереждений располагались в кабинетах, напоминавшихнебольшие футбольные поля. Но самым запоминающимся был кабинет министракультуры. Находящийся в левом крыле, если смотреть со стороны моря, он былсделан для хозяина республики, который считался в тридцатые-пятидесятые годыодним из самых близких друзей Сталина и Берии – Мир-Джафара Багирова. Он былсвоеобразным человеком. С одной стороны, аскетом, не позволявшим себе ничеголичного. Когда его сын вернулся раненым с фронта, он не позволил ему долечитьсяи снова отправил на фронт, где сын и погиб. Багиров свято верил в революционныеидеалы и много сделал для развития республики. Во время Великой Отечественнойвойны именно его железная воля и организаторские способности были залогомуспешной работы бакинских нефтяников. На девяносто процентов армия и тылобеспечивались нефтью из Баку. Именно поэтому целью южного наступления Германииво время летней кампании сорок второго года были кавказские промыслы и Баку, ккоторым рвалась немецкая армия. Однако план наступления на юг был провален.

Но Багиров был лично ответственен и за репрессии в тридцатыхи сороковых годах. После смерти Сталина, ареста Берии и прихода к властиХрущева он был обречен. Его вывели из кандидатов в члены Президиума, отправилина малозначащую должность в один из уральских городов, а затем устроилипоказательный судебный процесс и расстреляли. Но в памяти людей он остался нетолько тираном, но руководителем, при котором был порядок. И наконец, глубокопорядочным и честным человеком, искренне верящим в идеалы революции. Багировкопировал стиль работы и поведение своего друга и наставника – Иосифа Сталина.Когда Сталин направлялся на Тегеранскую конференцию, он приехал в Баку впоследний раз. В город, где прошли самые бурные годы его молодости и где вБаиловской тюрьме до сих пор есть камера, в которой сидел сам Сталин.

Именно для Багирова строили этот великолепный восьмиугольныйкабинет из красного дерева и других пород ценных деревьев и где была комнатаотдыха. Однако Багиров сюда так и не въехал. Он остался работать в старомздании ЦК, посчитав, что этот шикарный кабинет для него – ненужная роскошь.Тогда долго решали, кому отдать кабинет. И решили, что наиболее идеальнымкандидатом может стать министр культуры, который будет принимать в нем зарубежныхгостей, исполнителей, деятелей культуры, творческих личностей.

Министр культуры встретил Мовсани в своем кабинете, уже знаяо том, что произошло у отеля «Европа». Он долго и внимательно слушал рассказрежиссера о случившемся. Из рассказа Мовсани получалось, что он почти личнообезоружил нападавшего и спас всю группу сопровождавших его людей. Министркультуры окончил институт иностранных языков и хорошо владел английским.Поэтому он слушал Мовсани без переводчика, когда тот иногда в порыве увлеченностипереходил с азербайджанского на английский.

Хитченс и Дронго остались в приемной. Там же находилисьпомощник министра и его секретарь. Вместе с министром на встрече присутствовалируководитель управления кино и заместитель министра, курирующий эту отрасль.

– Вы видели обрез в руках нападавшего? – уточнил Дронгоу Хитченса, пока они сидели на диване в приемной.

– Да, – тихо ответил тот. – Я сразу подумал, чтоэто не профессиональный киллер. Это несерьезное нападение, господин Дронго, хотяпереводчика жалко. Пуля была случайная.

– Согласен, – кивнул Дронго. – Поэтому я былуверен, что Мовсани ничего не угрожает. Но все равно нужно быть осторожнее. Вызнаете, что у него сегодня встреча с немецким журналистом?

– Питером Зегером?

– Да. Я обязан вас предупредить. Турецкий журналист ОмарЛятиф видел сегодня ночью Зегера в вашем отеле. Поздно ночью.

Хитченс взглянул на Дронго.

– Он был не один, – продолжал Дронго, – рядом сним находился какой-то иранец. Я бы на вашем месте отменил встречу с Зегером.Или присутствовал бы на ней лично. А еще лучше, если вы проверите Зегера, передтем как впустить его в номер.

– С журналистами нельзя так обращаться, – заметилХитченс.

– Два миллиона долларов, – напомнил Дронго. – Еслифетву не отменили, то это большие деньги. Особенно в период кризиса. Убийце изГермании не дадут в Баку больше десяти лет. А через пять лет амнистируют. Исмертная казнь у нас давно отменена. Подумайте над этим, Хитченс, я бы на вашемместе не был столь щепетильным. Можно просто отменить интервью, ссылаясь насегодняшнее покушение. Ведь Мовсани неожиданно мог плохо себя почувствовать.

– Это тоже не выход, – возразил Хитченс.

Дронго достал телефон и набрал московский номер своегонапарника и друга Эдгара Вейдеманиса. Услышав знакомый голос, он быстро сказал:

– Срочно найди все, что только можно, на трех журналистов.Немца Питера Зегера, турка Омара Лятифа и боснийку Саду Анвар. Учти, чтоофициальную информацию мне уже дали. Мне нужны их статьи, обзоры, интервью,стиль, пристрастия, связи, позиции. Ты все понял?