Последняя осада - Джонатан Страуд

– Даже удивительно, что ты ничем не кинул в Гарриса, когда он выходил, – заметила Эмили.

– Да я бы с удовольствием, уж поверь, но только дырки оргстеклом забиты. Кстати, можно будет их открыть. Оргстекло приколочено не слишком надежно.

– Меня больше Гаррис интересует, – сказал Саймон. – Так он ушел?

– Ну да, запер дверь и ушел. Можем расслабиться.

– Самое время. Все уверены, что мы хотим продолжать эту затею? – спросила Эмили. – В смысле еще не поздно уйти. Нам не обязательно тут ночевать.

Она обвела взглядом остальных: Саймона с ободранной рукой, Маркуса с разбитым лицом… Они невозмутимо смотрели на нее. Эмили поерзала на подоконнике, подвигала на пробу больной ногой…

– Да, вы правы, – сказала она. – Мы зашли слишком далеко, отступать уже поздно.

– Я вот подумала, – сказала Эмили, растянувшись на полу в спальном мешке. – Хорошо, что утром выпал снег – а то ведь Гаррис увидел бы наши следы на снегу в зале!

– Даже погода на нашей стороне! – Маркус зевнул. – Мы – хозяева замка! Ну что, Саймон, не горит?

Саймон, склонившийся над решеткой, даже не обернулся. Только буркнул что-то неразборчивое. Предыдущие пять минут он пытался разжечь кучку палочек и щепок, которые он сложил в камине. Он извел кучу старых газет, пытался подпалить это то спичками, то зажигалкой, но успеха пока не добился.

– Может, обогреватель попробуем? – предложила Эмили.

Незадолго до этого Саймон, бранясь и отдуваясь, приволок его сюда, на третий этаж, из киоска внизу.

Саймон покачал головой.

– Не хочу топливо переводить. Если камин растопить все-таки не удастся, эта штука поможет нам дотянуть до утра. Когда мы ляжем спать, обогреватель будет безопаснее. А в нем топлива только полбаллона.

И он снова принялся рвать газеты. Эмили забилась поглубже в спальный мешок и стала разглядывать их обиталище. Наступала ночь. На месте окна виднелась только бледная, слабо светящаяся вертикальная полоса. Комната погрузилась во мрак, и распахнутая дверь на винтовую лестницу зияла ледяной чернотой, пока Маркус наконец не прикрыл ее. Ребята включили два фонарика, и их свет выхватывал из темноты куски комнаты, а углы были совершенно черные. Саймон светил фонариком в камин, а Маркус направил свет на книгу, которую читал. Эмили фонарик пока не включала.

Несмотря на темноту, комната уже выглядела уютной. Три спальных мешка расходились от камина, как спицы от оси колеса. Все наделали себе подушек из каких-нибудь шмоток – Эмили, например, положила под голову толстый шерстяной свитер. Повсюду были расставлены припасы. Количество еды было впечатляющее, хотя Саймон притащил всего две банки персиков. Когда его спросили, чего так мало, он молча указал на охапку дров, которую ухитрился затолкать в свой рюкзак, и даже Маркус признал, что это серьезное оправдание.

А Эмили с Маркусом принесли: четыре банки кока-колы; бутылку из-под газировки, наполненную водой; полдюжины пачек шоколадного печенья; полбуханки нарезанного белого хлеба; треть банки джема; неначатую упаковку сыра чеддер; большой кусок холодной индейки, завернутый в пленку; три пачки чипсов, раскрошившихся на мелкие кусочки (они были в рюкзаке Эмили, и она раздавила их, когда выпала из камина); два мандарина (третий постигла та же печальная участь); два ножа и банку английской горчицы[2].

– А это-то зачем? – изумился Саймон, когда Маркус гордо продемонстрировал горчицу.

– Я сыр без горчицы не ем. Мне нужна горчица, чтобы замаскировать его липкий вкус.

Но, с горчицей или без горчицы, стол вышел внушительный. Теперь они нуждались только в огне для обогрева – и чем скорее, тем лучше, потому что их уже начинал пробирать холод. Эмили чувствовала его сквозь все свои одежки. Нос сделался как сосулька; каждый выдох повисал в воздухе клубочками пара, и девочку начинало трясти. Маркус залез в свой мешок как можно глубже. И только Саймон, сидевший на корточках у камина, пока был как огурчик. Он чиркнул спичкой и сунул ее под кучку прутиков.

– Ну вот, – буркнул он. – Теперь должно загореться. Не дышите!

В середине камина начало расти тусклое свечение. Два смятых комка газеты вспыхнули по краям ярко-желтым, переходящим в оранжевое. Свет озарил ажурную решетку прутиков, сложенных над бумагой шалашиком. Несколько секунд горела только бумага, потом затлел один из прутиков. Саймон накрыл огонек ладонями, защищая его от холодных потоков воздуха из каминной трубы. Занялось еще несколько прутиков. Они начали еле слышно потрескивать.

Саймон еще несколько минут оставался у камина, оберегая и подкармливая разгорающееся пламя. Наконец он рискнул положить на кучку растопки четыре поленца побольше, выключил фонарик и не без труда разогнулся.

– Присматривайте за ним, – велел он. – Еще может потухнуть.

– Как хорошо стало! – сказал Маркус. Голос его еле доносился из недр спальника.

– Молодец, Саймон! – поддержала его Эмили. – Ну что, давайте поедим?

– Да уж, поесть не мешает.

Саймон сбросил ботинки и уселся, сунув ноги в спальник.

– Персиков кто-нибудь хочет?

– Нет уж, думаю, персиков, кроме тебя, не хочет никто. – Эмили потянулась за пакетом с хлебом. – У тебя хотя бы консервный нож есть?

– Ох! Нет, нету. Ладно, фиг с ними.

Маркус, точно огромная гусеница или личинка, развернулся вместе со спальником лицом к еде.

Из спальника вынырнула рука и стала шарить в поисках индейки.

– Как, ты принес консервы, а консервного ножа не захватил? Ну что ж, тогда сиди голодный!

– Он для нас только что камин растопил! – укоризненно сказала Эмили, отрезая толстый ломоть чеддера. – Он поделился, и мы поделимся.

– Да ладно тебе! Я просто шучу.

– Да, я знаю, что это глупо, но я собирался в спешке, – сказал Саймон. – Дома был просто кошмар. Мои братья что-то заподозрили, принялись меня допрашивать, куда это я хожу последние несколько дней. Еле отвязался. Они все торчали на кухне и доставали меня.

– Они, наверно, знают, что ты с нами, – проговорила Эмили с набитым ртом.

– Карл тебя до сих пор не простил? – спросил Маркус.

– Ой, Карл с тех пор нашел еще десяток поводов меня взгреть. Брось-ка нам чипсы. Вот Нил, тот хуже – все время об этом талдычит.

– Хорошо разгорелось, – заметила Эмили.

– Передай мне горчицу, если ты не будешь.

– Бутерброд из индейки, сыра и горчицы? Маркус, ты извращенец!

– У нас прямо королевский пир получился! – сказал Маркус. – Ну, в общем, самое время. Наверно, это лучшая трапеза, которую устраивали тут с тысяча триста тринадцатого года!