Золотой век амазонок - Флоренс Мэри Беннет

Слухи об амазонках существовали до достаточно позднего времени, и даже в середине девятнадцатого столетия мы слышим о женщинах-воительницах. Видным образчиком современной Фалестриды можно назвать некую предводительницу курдов, известную под именем «Черной Девственницы». В начале Крымской войны она командовала конной тысячей и, проехав на параде перед дворцом султана в Константинополе, отправилась сражаться с русскими под командованием Омар-паши на Дунае.

Чтобы, с одной стороны, завершить свои повести о надломе великой власти амазонок и одновременно объяснить некоторые явления, имевшие место в различных уголках мира, греческие хронисты прибегли к ряду вполне правдоподобных историй. Так они явным образом соглашались с тем, что пленные женщины, посаженные на один-два гребных корабля, направлявшихся в Грецию после битвы на Фермодоне, восстали и, сумев пробиться за Танаис, основали государство сарматских амазонок. Потерпев поражения войска Оритии, после поражения у стен Афин они решили более не возвращаться в Фемискиру и через Фракию направились в дебри Центральной Европы. К этим женщинам возводят свое происхождение многие народы. В самом деле, Жильбер Шарль ле Жандр, маркиз де Сент Обэн-сюр-Луар (Gilbert Charles le Gendre, Marquis de Saint Aubin-sur-Loire), писавший в начале восемнадцатого столетия, в своем труде «Antiquites Franqaise»[12] утверждает, что франки произошли от фракийских амазонок. Другие подразделения потерянной рати предположительно сумели просуществовать в течение многих столетий в более или менее автономных колониях, прятавшихся в уединенных уголках континента.

Любопытные рассказы о таких «женских народах» неожиданным образом сохранили нам народные предания, вне сомнения, благодаря сарматам и их обычаям, обычаям потомков савроматов Геродота и Плиния. В своей «Естественной истории» Плиний говорит, что за рекой Танаис, то есть к северо-востоку от нее, обитали Савроматы Гинеко-кратумены («Савроматы, подчинявшиеся власти женщин»). Похоже, что подобное название скорее указывает на матриархальную форму правления, а не на старинное, лишенное мужчин государство амазонок, и, скорее всего, оно было сочинено самим Геродотом, чьему рассказу о савроматах мы уже уделили некоторое внимание. Необходимо помнить, что этот народ представлял собой колонию, основанную теми немногими амазонками, которых Геракл отправил в Греции, однако по пути, заметив слабость охраны, они восстали и направили корабли на северное побережье Черного моря. Правление цариц вполне соответствовало обычаям древнеславянского народа, и в повести Плиния мы обнаруживаем нечто большее, чем простое смешение власти женщин-цариц и мифического матриархата. Мы даже можем не обращать внимания на мнение некоторых специалистов, полагавших, что слова «управляемые женщинами» не следует воспринимать буквально, а понимать как эпитет, адресованный порабощавшим женщин соседям сарматам, допускавшим участие женщин к самым почетным среди них занятиям — спорту и войне.

Древняя география региона весьма запутана не только потому, что граница между Европой и Азией постоянно перемещалась, но и благодаря куда более волнующему фактору — природным топографическим изменениям. Внутренние моря сократились в размере, реки изменили русла, болота высохли. Что касается Танаиса, считавшегося границей между Европой и Азией, то он идентифицировался с Доном, вытекающим из расположенного в далекой Тульской губернии Иван-озера и тек на юго-восток, потом на юго-запад, далее в Азовское море (прежнее Мсотийское озеро, некогда уходившее на восток много дальше, чем сегодня). Некоторые из географов отождествляли Танаис с Донцом, поворачивающим на юго-запад над Харьковом и сливающимся с Доном невдалеке от Азовского моря, однако они едва ли правы. Что касается сарматов, этот народ явным образом мигрировал на запад, дав начало славянам, распространившимся по территориям нынешних России, Польши и Богемии. Это во многом объясняет сохранение как самой легенды, так и обычаев. Еще в восемнадцатом столетии в России существовали женские общины; косвенным образом об этом свидетельствует Джордж, лорд Макартни, выполнявший деликатные обязанности британского посланника в Санкт-Петербурге с 1765 по 1767 год. Описывая казаков вообще, он упоминает казаков запорожских, которых, по его словам, насчитывалось 30 000 человек «собранных из всех национальностей и живущих в особенном обществе, в которое не допускались женщины. Они представляют собой нечто вроде амазонок мужского пола, в определенное время года собирающихся на некоем днепровском острове, и по соседству от него, где они встречаются с зависящими от них женщинами». Посланник утверждает, что запорожцы придерживаются самых примитивных и дикарских обычаев. Девочки оставались со своими матерями, а мальчики, после достижения определенного возраста, присоединялись к мужчинам, воспитывавшим их как охотников и воинов. Учитывая все обстоятельства, подобный образ жизни кажется много более естественным, чем это показалось достойному ирландцу, чьи описания местных обычаев не следует принимать слишком серьезно, ибо они представляют обыкновенный глянец, наведенный с высшим невежеством на лишь отчасти понятные обычаи.

Достаточно ясно, что эти люди, находившиеся на правительственной службе, были вынуждены вести кочевой образ жизни, и организация быта воинских отрядов заставляла мужчин, занятых патрулированием невообразимых пространств, военными упражнениями и охотой, оставлять своих женщин в селениях. Вне сомнения речной остров был выбран как место, обеспечивающее некоторую безопасность природными средствами, тем самым послужив основанием для рождения дикой легенды. Тем не менее именно этот пассаж во всей его примитивности можно обнаружить в «Некоторых подробностях из жизни графа Макартни» — книге, изданной сэром Дж. Барлоу.

Как мы уже говорили, слухи о подобных колониях распространялись на значительные расстояния. Задолго до того, как лорд Макартни занес на бумагу собственное представление о запорожских казаках, Адам Бременски, писавший в шестнадцатом столетии, заявил, что в Балтийском море существовал остров, населенный одними только женщинами. Обыкновенно считается, что этот весьма ученый и благочестивый историк допустил в данном случае ошибку, спутав название Гвенланд (Финляндия) с землей гвенов (то есть землей женщин). Однако женщины Европы, как и повсюду, брались за оружие, чтобы защитить свои дома от внешнего вторжения или внутренних беспорядков, чему существует бесконечное количество примеров, начиная от времен римской экспансии и до наших дней. В нашей Англии существовало достаточное количество видных предводительниц; сохранилось и некоторое количество известий о формировании женских военных отрядов, хотя и не проявлявших особой кровожадности. Один из подобных случаев следует уподобить невинной стратагеме квакера, — не того, который верил в Провидение и держал свой порох сухим, а другого, более миролюбивого, полагавшегося на фальшивые деревянные пушки, внушительные только с вида. Когда французы, вдохновленные «корсиканским чудовищем» (Наполеоном. — Примеч. ред.), предприняли безуспешные попытки вторгнуться на наши острова и обратили свое внимание на западные их области — Ирландию и Уэльс, наши соотечественницы во многих областях обороны помогли мужчинам и даже заменили их. В Фишгарде перед лицом находившегося в море врага была предпринята любопытная военная хитрость. Собравшиеся женщины, набросив на плечи красные шали, батальонным строем промаршировали по зеленым склонам холмов, и обманутый этой картиной французский генерал решил, что имеет дело с подошедшими крупными подкреплениями, в результате чего высадка была отложена. Местные предания утверждают, что одна из этих носительниц красных шалей, Джемима Николас, скромное надгробие которой еще можно видеть на местном церковном кладбище, сумела захватить и сдать властям семерых французских солдат.