Ничего больше - Анна Тодд

Я улыбнулся ей и посмотрел на Лайлу, которая все еще лежала на полу.

– Она аутист, – сказала Поузи. В голове тут же собрались кусочки пазла. – Мы пока не знаем точно, насколько это серьезно. Сейчас она только учится говорить, – она сделала короткую паузу, – хотя ей уже четыре.

– Ну, иногда это не так ужасно.

Я легонько подтолкнул девушку плечом, пытаясь хоть немного рассеять ее мрачность. Она расслабилась и растянула рот в широкой улыбке.

– Это правда.

Поузи наклонилась к малышке, уперев руки в колени. Я не слышал, что она говорила, но видел, как лицо Лайлы осветилось радостью.

Я посмотрел на время: было около шести. Если я собираюсь встретиться с Норой и ее друзьями, нужно вернуться домой и принять душ. Я не нервничаю, просто я не представляю, что Нора обо мне думает. Она часто случайно целует людей? Если так, то все нормально, но мне хотелось бы иметь представление, что она чувствует и как ведет себя на свидании. Вчера она кокетничала – ну, я, во всяком случае, расценил ее поведение как заигрывание. Тем не менее до сегодняшнего утра она никак не намекала, что готова со мной целоваться, и не подавала мне никаких знаков. Она была такой уверенной, когда прижималась ко мне и гладила мою грудь. Я вспомнил вкус ее губ, и мой член напрягся. С этим нужно что-то сделать, но на этот раз я не буду рвать занавески в душе, падать на задницу, ранить лицо и биться коленкой. Безопасный секс: я просто останусь в постели. С запертой дверью. Пожалуй, даже задвину дверь комодом.

Я взглянул на Поузи. Она снова сидела за столом и, хмуря брови, разговаривала по телефону. Я увидел, как она покачала головой и, пробормотав что-то в трубку, нажала на кнопку. Мне стало любопытно, я захотел узнать, все ли у нее в порядке, но в то же время мне было неловко лезть в ее жизнь без приглашения.

– Я ухожу, тебе нужна еще моя помощь? – спросил я, направляясь за стойку бара, чтобы проверить расписание и сделать себе эспрессо.

Двойной эспрессо. Я размышлял, не сделать ли тройной, но, скорее всего, это не лучшая идея.

Смена Поузи близилась к завершению. Она покачала головой, поблагодарив меня, но сказала, что справится сама. Я на прощание помахал рукой Лайле и Поузи и крикнул «До свидания» Джейн так громко, чтобы она услышала меня на складе.

Когда я толкнул тяжелую дверь магазина и вышел в сгущающийся вечер, в кармане затрезвонил телефон. На улице выстроились в ряд тяжелые мешки, набитые мусором; казалось, что они вот-вот лопнут и содержимое разлетится по тротуару. Каждый день одно и то же – но я никогда к этому не привыкну. Манхэттен, со всеми его магазинами и полуторамиллионным населением на сравнительно небольшой территории, еще хуже. Там невозможно жить, если вы не хотите, чтобы на вас постоянно кто-то натыкался, с вами ругался или вам сигналил.

Поразительно, сколько народу можно втиснуть в несметное количество маленьких квартир с крошечными окнами и карликовыми кухнями. Комнаты в моей квартире просторнее, чем я ожидал (ванная достаточно удобна), но я не могу позволить себе снимать в Бруклине жилье площадью более сорока пяти квадратных метров, потому что оно заметно дороже. Мой отчим Кен помогает оплачивать аренду, но с тех пор, как я устроился на работу, я откладываю деньги. Когда-нибудь я верну ему долг, хотя бы частично. Мне не очень нравится, что он платит по моим счетам. Я достаточно ответственный человек, во многом благодаря ему и его лекциям «о планировании расходов студентов». Я не проматываю свои деньги на выпивку или тусовки. Я оплачиваю счета и периодически покупаю книги и билеты на хоккей.

То, что мой родственник занимает высокую должность в университете, несомненно, сделало мою студенческую жизнь легче. Он помог мне выбрать предметы, и только благодаря его усилиям я смог записаться на курс лекций, где уже не было мест. Кен имел гораздо большее влияние в Центральном Вашингтонском университете, чем в Нью-Йоркском, но тем не менее знал все ходы и выходы.

Я часто думаю, какой могла быть моя жизнь, останься мама в Мичигане. Смог бы я бросить ее и уехать в Нью-Йорк с Дакотой? Думаю, вероятность моего переезда была бы намного меньше, не будь у нее в Вашингтоне друзей и Кена. Если бы она его не встретила, моя жизнь могла сложиться иначе.

Иногда я думаю, что, за исключением некоторых очевидных вещей, Нью-Йорк не так уж отличается от Сагино. В Манхэттене солнце часто скрывается за облаками, пряча свет от жителей города в небольшой коробочке на пляже где-то на Западном побережье. Я так привык к пасмурному небу во всех городах, где мне случалось жить, что когда здесь, в Бруклине, светит солнце, мои глаза полыхают огнем половину дороги на работу. Я купил солнцезащитные очки и тут же потерял. В Бруклине солнце показывается достаточно часто, и это одна из многих причин, почему я решил жить именно здесь. В сентябре тучи затягивают небо до самого горизонта. Чем дальше вы отходите от многоэтажек, тем солнце ярче.

Невысокий коренастый дядька в нескольких пальто, как капуста, и в шляпе прошел мимо меня по тротуару. Следом толкал корзину для покупок, набитую алюминиевыми банками и пластиковыми бутылками, еще один мужик. На руках у него – грязные, толстые, бывшие когда-то коричневыми перчатки. Клочья седых волос торчат из-под шляпы, сшитой из красно-зеленой шотландки, глаза полуприкрыты, будто время и невзгоды довели его почти до полного изнеможения. Бездомный смотрел прямо перед собой, не обращая на меня внимания, но мое сердце сжалось от боли.

Мне невыносимо тяжело смотреть на нищих, обитающих в некоторых частях города. Я скучаю по маме, мне особенно горько выносить печальный, стыдливый взгляд на обветренном лице уже немолодого человека, сидящего напротив окна банка с картонкой, вынужденного просить деньги на еду. Этого попрошайку должно еще сильнее задевать то, что в здании, у которого он устроился, хранятся миллионы долларов. Каково на пустой желудок смотреть, как люди в костюмах идут мимо на обеденный перерыв и тратят двадцать долларов на салат из злаков, чтобы утолить голод.

В Сагино мало бездомных. У большинства неимущих есть жилье. Снаружи их старые домишки практически разрушены, стены гниют от плесени, а кровати кишат клопами. Но у этих бедняков есть крыша над головой. Многие, кого я знаю в Сагино, вновь и вновь пытаются чего-то добиться, но для жителей города это непростое дело. Родители всех моих друзей были фермерами или всю жизнь трудились на заводе, но за последнее десятилетие позакрывались предприятия, и работы просто не стало. Город не может похвастаться ростом ни в одной отрасли, кроме наркоторговли. Семьям, которые десять лет назад имели достаточно средств на жизнь, сейчас едва хватает на еду. Безработица, преступность и наркомания достигли небывалых уровней. Счастье ушло вместе с работой, и иногда мне кажется, они уже никогда не вернутся.

В этом главное отличие Сагино от Нью-Йорка. Люди связывают с самым крупным городом страны надежды на светлое будущее – и все меняется. Сюда приезжают миллионы людей, руководствующихся исключительно эмоциями. Они надеются на большее. Они хотят больше счастья, больше возможностей, больше впечатлений и – самое главное – больше денег. Улицы переполнены людьми, которые целыми семьями покидают родные места, чтобы строить здесь новую жизнь. Это изумительно.