Дочь Сталина - Розмари Салливан

В 1939 году НКВД попыталось избавиться от няни Светланы. Сталину сообщили, что Александра Андреевна была замужем за бывшим чиновником, служившим до революции в царской полиции, следовательно, она «неблагонадежная». Услышав о «заговоре» против няни, Светлана начала биться в истерике и умолять отца вмешаться. Она была почти в ужасе, когда он разозлился и позвонил в НКВД. «Мой отец не мог выносить слез», — говорила она. Эту фразу следует уточнить: кажется, он не мог выносить только слезы собственной дочери.

Однажды в школе, в 1940 году, Светлана заметила, что ее подруга Галя плачет. Когда Светлана спросила, в чем дело, та ответила, что ее отец был арестован прошлой ночью. Мать дала Гале письмо, чтобы она попросила Светлану передать его своему отцу. Этим вечером за ужином Светлана в присутствии членов Политбюро отдала Сталину письмо и попросила его вмешаться. Сталин разозлился и сказал: «НКВД никогда не ошибается». Светлана заплакала и воскликнула: «Но я люблю Галю!»

«Иногда приходится идти и против тех, кого любишь», — коротко ответил Сталин.

Обсудив вопрос со всеми своими сотрапезниками, в том числе и с Молотовым, Сталин долго ругал Светлану, предупредив ее, чтобы она больше никогда не брала никаких писем у своих друзей в школе. Но в этот раз ее просьба помогла. Через несколько дней Галиного отца выпустили из тюрьмы, и он вернулся домой. Но Светлана кое-что поняла: «Жизнь человека целиком и полностью зависела от слова моего отца».

Атмосфера страха завладела образцовой школой № 25, где велась активная пропаганда бдительности. Учеников предупреждали по поводу антисоветских агитаторов и шпионов, которые пишут невидимыми чернилами, передают секретные записки и, прочитав их, тут же сжигают.

Хотя никто из учителей Светланы или руководителей школы, по всей видимости, не пострадал, некоторым родителям ее одноклассников повезло гораздо меньше. Как бы то ни было, пока один из родителей оставался на свободе, ребенку разрешали посещать образцовую школу. Они были совершенно сбиты с толку, детям было очень трудно разобраться в происходящем. Один ученик так объяснил арест своего отца: «Я верю, что мой отец невиновен, хотя органы безопасности не ошибаются. Значит, его одурачили, и он стал инструментом наших врагов».

Но большинство вообще не говорило о том, что происходит. Светлана вспоминала: «Это было что-то вроде несчастного случая, который мог произойти с каждым». Дети продолжали учиться так хорошо, как только могли, но она всегда знала, когда у кого-то арестовывали родителей. Директору было приказано переводить таких детей из ее класса как «ненадежных элементов».

Конечно, четырнадцатилетняя Светлана видела во всех этих трагедиях не больше смысла, чем кто-либо еще. Став взрослой, она объясняла: «Много лет должно было пройти до того момента, когда все стало на свои места, когда я поняла происходящее не только в нашей семье, но и во всей стране, соотнесла все с именем моего отца и осознала, что все это сделал он». Ее слова говорят о том, каким ужасным грузом легло на ее душу это понимание.

Тем не менее, о своих потерянных родных она писала с чистой грустью: «У нас был свой круг, который формировался вокруг моей матери, и исчез вскоре после того, как она умерла. Он распадался поначалу не очень быстро, но безвозвратно, раз и навсегда». Она начала верить, что, если бы ее мать была жива, то Надя этого бы не допустила. В самые страшные моменты своей жизни Светлана была уверена, что ее мать тоже стала одной из жертв ее отца.

Возможно, что Сталин в это время вовсе не собирался специально расправляться со своей семьей. Он просто отказался спасать родных. Они имели несчастье попасть под жернова власти, которые неизбежно должны были их перемолоть. Они играли в игру с властью и выигрывали или проигрывали в ней. И они были нужны Сталину как прикрытие: он всегда мог отмежеваться от своей политики чисток. Он мог сказать: «Вы же видите, что это не я. В моей семье это тоже случилось.

Одним из орудий любой диктатуры является кажущаяся приверженность судебной системы закону. Под видом требований законности совершаются самые ужасающие злодейства. После ареста Марии и Александра Сванидзе в декабре 1937 года расследование по их делу продолжалось три с половиной года. Оба они были приговорены к расстрелу.

Расследование (по делу Александра Сванидзе) продолжалось с декабря 1937 года по декабрь 1940 года. 4 декабря 1940 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила А.С. Сванидзе к высшей мере наказания по обвинению в том, что он якобы был завербован Сокольниковым и являлся «активным участником национал-уклонистской группировки в Грузии», будто бы примкнул к «антисоветской организации правых и проводил вредительскую деятельность», а в 1932 установил антисоветские связи с Сокольниковым, дав ему согласие на участие в антисоветской деятельности. В материалах следствия имеются указания на то, что обвиняемый был осведомлен о подготовке убийства Л.П. Берии. Сталин ожидал, что Александр попросит прощения, покается во всех своих преступлениях и будет молить о спасении своей жизни, но тот не стал.

23 января 1941 года высшая мера наказания Президиумом Верховного суда СССР была заменена на 15 лет лишения свободы. Но 20 августа Пленум Верховного суда СССР отменил свое постановление в отношении А.С. Сванидзе, оставив в силе приговор Военной коллегии — расстрел. В тот же день по распоряжению Л.П. Берии приговор был приведен в исполнение.

Его жена Мария Анисимовна Сванидзе 29 декабря 1939 года была приговорена постановлением Особого совещания при НКВД СССР к восьми годам лишения свободы за то, что «скрывала антисоветскую деятельность своего мужа, вела антисоветские разговоры, осуждала карательную политику Советской власти и высказывала террористические намерения против одного из руководителей Коммунистической партии и Советского правительства (Берии)».

3 марта 1942 года по тем же материалам Особое совещание при НКВД СССР вынесло постановление о расстреле М.А. Сванидзе, которое было приведено в исполнение в тот же день.

Сестра А.С. Сванидзе Марико была приговорена к десяти годам тюремного заключения, но 3 марта 1942 года она также была расстреляна по решению Особого совещания при НКВД СССР.

* * *

В 1955 году, после смерти Сталина, А.И. Микоян поручил Прокуратуре СССР разобраться с делом Сванидзе. 6 января 1956 года военный прокурор В. Жабин сообщил Микояну о том, что решением Военной коллегии Верховного суда СССР по протесту Прокуратуры СССР дело А.С. Сванидзе и М.А. Сванидзе прекращено за отсутствием состава преступления. Это означало, что дело против Сванидзе как предателей Родины продолжалось еще много лет после их смерти. Но теперь они могли быть посмертно реабилитированы, так как не совершили никакого преступления.

Для Светланы это были «годы постоянного уничтожения всего, что создала моя мать, годы планомерного уничтожения ее духа». Те, кого она любила, те, кто делал ее детство счастливым, исчезли, и девочка не знала, почему. Стена молчания окружала темы, о которых было слишком опасно говорить. Когда Светлана спрашивала бабушку, что случилось с их родственниками, Ольга говорила: «С ними просто что-то случилось. Это была судьба». Няня советовала ей не спрашивать вообще.