В поисках любви - Кэтрин Кинкэйд

На следующий день они подъехали к большому селению городского типа. Эмма готовилась к встрече с удручающей первобытностью и была приятно удивлена зрелищем разнообразных пагод, храмов, мечетей и даже старого дворца, сохранившегося со времен сказочно богатых махараджей. Уже из окна поезда можно было уловить следы французского, португальского и прочих чужеземных влияний, оставленные всеми теми, кто в разное время пытался покорить Индию. Она увидела также толпы индийцев, зловонное торжище и нищих, гурьбой набросившихся на нее, стоило ей ступить на перрон.

– Ма-а-ама! Мама-а-а-а! – вопили они, словно при встрече с долго отсутствовавшей родной мамашей.

Эмма прильнула к Кингстону.

– Почему они так меня называют?

– Это единственное известное им английское слово. Подождите, я их успокою. – Кингстон подозвал Сакарама, вынул з внутреннего кармана щегольского темно-синего пиджака увесистый кошелек с монетами и отдал своему старшему слуге. – Позаботься о наиболее нуждающихся. То, что останется, раздай вдовам и детям. Прогоняй симулянтов.

Он сказал это с таким деловым видом, словно ежедневно раздавал милостыню. Сакарам кивнул, давно привыкнув, видимо, раздавать попрошайкам деньги. Нищие мгновенно обступили его, оставив в покое Эмму и Кингстона.

Эмма с удивлением отметила в своем спутнике способность сострадать людям, обделенным судьбой. Это было большой редкостью среди ее соотечественников в Калькутте. Кингстон тем временем остановил проезжавшую мимо повозку и уговорил возницу уступить им колымагу для небольшой экскурсии по городку. В повозке было очень тесно, но Эмме было не до переживаний по поводу их чрезмерной близости. Кингстон оказался отменным кучером; вскоре она уже любовалась храмами, широко раскрыв глаза. Кроме бенгальского храма Кришны с плоской крышей и шиитской мечети, ее взору предстало несколько храмов поменьше, посвященных Кали, со множеством прелестных башенок, украшенных резьбой, оживавшей от колебания раскаленного воздуха.

Эмма почувствовала головную боль. Несмотря на топи, ей трудно было переносить жару, становившуюся все нестерпимее с приближением самого тяжкого сезона. Тропическая растительность все еще поражала изобилием, как в Калькутте, но в воздухе уже чувствовалась перемена. Эмма впервые ощутила всю безжалостность небесного светила; теперь ей не составляло труда представить себе настоящее адское пекло.

Мечтая о тени и прохладе, она осмелилась попросить:

– Не могли бы мы посетить какой-нибудь из храмов? С удовольствием взглянула бы поближе на резьбу и росписи.

– Неужели? – скептически проговорил Кингстон. – Что ж, извольте. Буду рад вас сопроводить.

Он заехал в тенистый дворик ближайшего храма, выложенный булыжником и окруженный башенками. Эмма неторопливо вышла из повозки. Если внутри храм окажется не менее интересным, чем снаружи, она с удовольствием побродит под его древними сводами.

Дождавшись, пока Кингстон привяжет лошадь к кольцу, Предусмотренному специально для этой цели во дворе, Эмма с наслаждением вошла в прохладный сумрак храма.

– К какой секте или вероисповеданию относятся посещающие этот храм?

– Пока не знаю. – Кингстон взял ее за руку, чтобы она не споткнулась в полутьме. – Уверен, что мы совсем скоро получим ответ на этот вопрос.

Эмма задержалась, рассматривая настенные изображения, многие из которых отливали золотом.

– Ступайте. Мне хочется приглядеться получше.

Кингстон кивнул, выпустил ее руку и направился в центр храма. Эмма восхищенно разглядывала разноцветные миниатюры, украшавшие стены. Но прошло совсем немного времени – и она возмущенно отпрянула. На стенах были изображены полуобнаженные и совершенно обнаженные фигуры мужчин и женщин в самых замысловатых позах любви, о существовании которых Эмма до этого момента и не догадывалась. Один из сюжетов, к примеру, изображал полуобнаженных женщин, танцующих вокруг мужчины, стоящего на пьедестале; символ его мужественности был непристойно выпячен, так что создавалось впечатление, что женщины поклоняются не его обладателю, а самому выпяченному органу.

Эмма набрала в легкие побольше насыщенного благовониями воздуха, с трудом переводя дыхание. Стараясь унять сердцебиение, она еще раз наклонилась к изображениям и убедилась, что не ошиблась: многочисленные мужчины и женщины предавались любовной оргии, застыв в самых похотливых и развратных позах.

Испытывая одновременно восхищение и отвращение, Эмма подобрала юбки и устремилась на поиски Кингстона. Неожиданно она очутилась в просторном внутреннем капище, посредине которого возвышалась статуя. Рядом со статуей собралось несколько закутанных в широкую ткань женщин. Спрятавшись за одной из колонн и отдышавшись, Эмма набралась смелости и выглянула, чтобы выяснить, чем заняты женщины. Увиденное заставило ее вскрикнуть; не желая быть обнаруженной, она поспешно прикрыла рот ладонью.

Чадящие лампы и жаровни по обеим сторонам статуи озаряли невероятную сцену. Сама статуя представляла собой не что иное, как вытесанный из камня мужской детородный орган огромных размеров, непристойно торчащий вверх. Под ним располагался бассейн с водой, в котором плавали белые лепестки. Что касается женщин, то они – о развратницы! – поливали статую водой, гладили ее и восторженно возносили к ней молитвы, как ко всесильному божеству.

Эмма словно приросла к месту. Она слышала о странных древних индийских культах, но такого она не могла представить себе! Это выходило за всякие границы приличия. У нее на глазах одна из молящихся, поразив ее до глубины души, стыдливо убрала с лица покрывало, потянулась к гротескной статуе губами и запечатлела на ней поцелуй.

– Ну как, насмотрелись, мисс Уайтфилд?

Эмма напряглась всем телом.

– Вполне, благодарю вас.

Пытаясь изо всех сил сохранить чувство собственного достоинства, она развернулась и прошла мимо Кингстона, направляясь туда, где, по ее предположению, находился выход. Она не ошиблась. Забравшись в повозку, Эмма дождалась, пока рядом усядется Кингстон. Чтобы не было заметно, как у нее дрожат руки, она стиснула их с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

– Вам следовало меня предупредить. Джентльмен не преминул бы это сделать.

– Но я не джентльмен, мисс Уайтфилд! – Кингстон усмехнулся, поднял поводья и причмокнул, приведя лошадь в движение. – К тому же я не знал, что это храм Шивы, которому здесь поклоняются как Семени жизни. Бог Шива многолик: это и Великий Йога, медитирующий на горе Кайласа, и танцующий бог, созидатель и разрушитель, и…

– Они поклоняются его… его…

– Лингаму? Думаю, лингам – то самое слово, которое вы подыскиваете. Да, они поклоняются его лингаму, который чтут как источник жизни и продолжения рода. Для индийца в акте зачатия новой жизни нет ничего непристойного, мисс Уайтфилд. Это европейцы превратили изначально прекрасное в уродливое, высмеивая плотскую любовь и отрицая тем самым само ее существование. Индийцы относятся к ней прямо противоположным образом: они прославляют ее, радуются ей и считают почтенным занятием для человека в определенный период его жизни.