Золото плавней - Николай Александрович Зайцев

тишину. Чтобы как-то развеять тяжелые мысли, нахлынувшие от недавних сновидений, он напевал про себя: «Туман яром, туман долыною…». Эту знакомую ему с детства старинную казачью песню он напевал всегда, когда душа обливалась грустью. Димитрий гнал от себя воспоминания прошедшего сна, но они все лезли и лезли в голову. Хотелось крикнуть во все горло, чтобы снять напряжение. Не допев первый куплет, Димитрий поднял обе руки вверх и резко опустил их, как будто разрубил узел, связанный из картин прошлого. Стало легче. Рева не заметил, как подошел ко второму секрету. Он негромко ухнул сычом. Из-за ближайшего валуна показались две лохматые тени. Степан с Иванко подали знак – все спокойно. Димитрий подошел ближе.

– Шо скажите? – спросил он, больше для порядку. Он и сам определил по настроению станичников, что ночь прошла тихо.

– Все тихо, – ответил Степан. – Вид тильки йисты хотым, аж пузо до спыны прылыпло.

– Хоть кружку айрана бы, – протянул и молодой казак Пята.

– Да с зеленью поструганной, – тут же отозвался Рябокобыла, подхватывая мысль.

– Не журытэсь. Басурмана побьем та и погуляемо. Сам знаешь, Стэпан, на полно брюхо який бой! – ответил Димитрий.

– Да знаю, – протянул казак. – Да разве айран еда? Сам как, урядник? – спросил Рябокобыла. – Что-то смурной ты.

– Думы, братец, думы, – с грустью в голосе ответил Рева и тут же добавил, как бы шутя: – Моя хата з краю. Я станыцю збэрэгаю.

Младший урядник Дмитро Рева часто повторял свою любимую поговорку. Действительно, его дом стоял на окраине станицы. Еще батько его хату ту строил. Димитрий мальцом саман месил, отцу помогал его на солнце сушить. Слеги на каркас помогал класть. Стреху чаканом покрывали тоже вместе. Когда застреху крепили, не удержался Димитрий и рухнул вниз. Хорошо, не на плетень. Да и в палисаде земля мягкая была, перекопанная. Отделался испугом да пальцем сломанным на правой руке. Батька тогда за малого Димитрия слякался. Осмотрел руку, успокоился: «До свайбы зажывэ. Тэрпы, казак, атаманом будэш». После в церкву станичную пошел. Свечку святому Димитрию Солунскому поставил, за то, что сына уберег, и молебен за здравие сына отцу Иосифу заказал.

Шабэрка бабка Аксинья – станичная знахарка – палец-то малому Димитрию и вправляла и лечила. Слегка кривым остался палец и полностью не прямился. Поначалу мешало Димитрию, когда учился шашкой рубить да с рушницы палить, но потом привык. Даже пользу извлек от этого. Стрелять сподручнее ему было с пальцем согнутым.

– Сымай секрет, хлопцы. Скоро свитло встанэ. Дальше пидэмо, – сказал Димитрий Рябокобыле и Пяте. Те перемахнули через невысокие камни и, пристроившись сзади Димитрия, пошли след в след за ним.

Сказал свою поговорку, да и пожалел потом. Снова думы стали одолевать Реву. Дом вспомнил, батьку, без времени почившего. Мамка-то пред Господом преставилась, когда Димитрию пяток годков от роду было. Бабка Аксинья и шептала, и травами-настоями поила, но прибрал Господь рабу божию Марию. Ожинившись, назвал Димитрий доченьку в честь матери, Марусей. «Эх, снова все к одному сводится. Куда нэ кынь, скрызь клын, – подумал про себя Рева и, отгоняя навязчивые мысли, вновь махнул руками, рассекая воздух. – Званье казачье, а жыття собачье».

Вот и излучина реки. Младший урядник Димитрий Рева подозвал к себе казака Пяту Иванка. Распорядился подымать хлопцев и строиться.

– Пока сонце зийдэ, роса очи выйисть! – с задором в голосе сказал Димитрий. Кручина для казака в походе – злейший враг. Дух – он на то и дан, чтобы его в бодрости держать. Рева, подойдя к реке, снял папаху и сунул голову в бурный, обжигающий холодом, поток.

– Бог баче, та нам нэ кажэ, – сказал он, вновь надевая папаху. Холодные струйки воды стекали по бороде и усам, капали за отворот бешмета. Силой и бодростью вновь наливалось тело, превращаясь в несгибаемую сталь.

– Бога бийся, а на сэбэ надийся, – сказал Димитрий громко, сбивая с души последние остатки хмарных мыслей.

Иванко ревностно побежал исполнять распоряжение младшего урядника. Ему хотелось показать себя в этом походе. То, чему его научили.

Через четверть часа отряд казаков вновь был в седле. Димитрий скомандовал: «С богом, братцы!», и казаки походным строем выдвинулись дальше.

Утренняя серость проникала постепенно в ночной туманный воздух. Рассвет, как и закат, в горах наступает внезапно. Казакам нужно было пройти еще с десяток миль, чтобы затем, помогая основной группе станичников, ведомой Миколой Билым, закрыть проход в ущелье. Дабы перекрыть возможный путь отступления черкесам.

Шли шагом, молча. Рева пристально всматривался в склоны гор. Скорее для самоуспокоения. Ведь порой и днем не сразу заметишь среди валунов да кустарников фигуры притаившихся за ними горцев. А в данный час, когда свет Айсулу стал лишь ослабевать, разбавляемый серым предрассветным светом, разглядеть что-либо на склоне даже меткому казачьему глазу было практически невозможно.

Рева подозвал знаком к себе Гната Рака и шедшего рядом с ним Иванко Пяту.

– Где-то здесь должна быть наша крепостица. Старшим там Гамаюн, – сказал младший урядник. – Замаскирована она хорошо. Надеюсь, что горцы прошли мимо. Подойдем ближе, нужно будет узнать у Гамаюна, что видели, что знают.

В прибрежных лазлах послышался шорох. Рева поднял правую руку вверх – «Внимание». Станичники замерли как вкопанные. Но тревога была излишней. Из кустов ивняка выскочила горная дрофа и, увидев всадников, вновь скрылась среди густой травы.

Рева повернулся к станичникам и собирался дать команду «Вперед», когда увидел, что сквозь серый предутренний воздух, извиваясь, как будто черная змея, в небо подымается струйка дыма.

Младший урядник, зажмурив глаза, тряхнул головой в надежде, что все это ему кажется. Вновь открыл глаза…

– Не показалось, – тихо произнес Димитрий. Примерно с того места, где по определению должна была находиться крепостица, подымался вверх черный дым. Рева прислушался. Было тихо. Ни громких голосов, присущих черкесам, когда они совершают свои набеги, ни выстрелов.

Димитрий махнул рукой: «Вперед». Отряд двинулся дальше, так же шагом. Пускать коней рысью не было смысла. Кони могли повредить ноги, а конь – это полноценная боевая единица.

Впереди был поворот. Река делала изгиб, уходя вправо. За поворотом начинались заросли ивняка. Чуть выше, на склоне, буйно рос кавказский кедр. Среди этой рощицы и располагалась казачья крепостица – дальний пикет – сторожевая застава. С нее велось наблюдение за приграничными с горцами территориями. В нужный момент, когда было ясно, что готовится набег, с крепостницы и посылался сигнал «Сполох».

Отчетливо пахнуло гарью. Огня не было видно, но дым шел густым потоком к небу. Все говорило о том, что горцы, возвращаясь в аул с добычей, заметив крепостицу, решили напасть и