Башня из красной глины - Михаил Ежов

Полицейский обошел по периметру место преступления, убедился, что путь, которым они с отцом Кириллом сюда попали, единственный. Настоятель наблюдал за Смирновым, стоя в сторонке.

— Кто-нибудь знал, что брат Федор отлучился сюда? — спросил Смирнов.

— Нет. Ваши коллеги долго это выясняли, но напрасно.

— И никто не видел, как он сюда зашел? — Следователь уже знал, что услышит в ответ, поэтому не удивился, услышав «нет».

— Ладно, с этим понятно. А скажите, брат Федор объяснял, почему решил принять постриг?

Настоятель задумчиво потеребил бороду.

— Даже не знаю, можно ли это считать объяснением, — проговорил он. — Брат Федор не раз говорил, что пришел в монастырь отмаливать грехи.

— Грехи? — быстро переспросил Смирнов. — Или грех?

— Грехи, — подумав, повторил настоятель.

— А он не вдавался в подробности?

Отец Кирилл отрицательно покачал головой:

— Нет, никогда.

— Вы не расспрашивали его?

— Нет. Было заметно, что он не хочет об этом говорить. А очень жаль, потому что как можно замаливать грехи, не покаявшись? — Настоятель слегка пожал плечами.

— Может, он говорил о своих грехах кому-нибудь из братии? — предположил Смирнов.

— Нет, ваши коллеги всех об этом спрашивали.

— Ясно. Я не успел ознакомиться с отчетом.

— Бывает, — согласился настоятель. — Знаете, может, вам это поможет, хотя не представляю как. Брат Федор добровольно принял обет: он никогда ничего не читал. Говорил, что от учености все беды.

— Именно так и выражался? Дословно?

— Нет, не совсем. Кажется, он утверждал, что ученый муж подвергается греху гордыни и теряет представление о нравственности. И еще что-то про грань, которую нельзя переходить.

— Точнее не вспомните?

— Боюсь, что нет.

— А какой был контекст?

— Это было очень давно, почти три года назад. Я и это-то с трудом припомнил, если честно.

— Могу я осмотреть келью покойного?

— Конечно. Если думаете, что найдете там то, что не заметили ваши коллеги.

Настоятель отвел полицейского в здание, где жили монахи. Комната брата Федора была опечатана. Смирнов аккуратно отклеил один край бумажки и открыл дверь.

В келье было сумрачно, свет проникал через единственное зарешеченное окошко. У стены стояла железная кровать, напротив — комод, шкаф, стол и два стула. В углу виднелись иконы.

— Отсюда что-нибудь забирали? — поинтересовался Смирнов.

— Кажется, нет.

— А обстановка? Все осталось так, как было на тот момент, когда обнаружили тело?

— Здесь проводился обыск, так что вряд ли.

Этого следователь и ожидал.

— Ладно, — проговорил он, подходя к столу.

В нем было три ящика, и Смирнов поочередно выдвинул их и перерыл содержимое. Затем он перешел к комоду и проделал то же самое.

— А что, обет брата Федора распространялся только на чтение? — задал он вопрос. — Писать он мог?

— Не знаю, — ответил настоятель. — Думаю, брат Федор сам решал, где проходят границы его послушания, оно ведь было добровольным.

— Просто я заметил, что в столе лежат почти целая упаковка писчей бумаги и две синие ручки, тоже почти новые.

— Наверное, он вел какие-то записи, — пожал плечами отец Кирилл. — В конце концов, он ведь заведовал кухней.

— Но вся бумага чистая, — возразил Смирнов. — Нет ни одного исписанного листка.

— Ничем тут вам помочь не могу.

— А письма он писал?

— Мне об этом ничего не известно.

— Я нашел в комоде два неподписанных конверта.

— Можно спросить братию, что они об этом знают, — предложил отец Кирилл.

— Было бы здорово.

— Я этим займусь.

— Спасибо.

Следователь вытащил из-под стола мусорную корзину и хмыкнул:

— Пусто.

— У брата Федора не было мусора, — пояснил настоятель. — Я знаю, потому что ваши коллеги расспрашивали об этом.

— Ясно. Что ж, давайте поговорим с братьями насчет его корреспонденции.

— Наверное, будет удобнее, если я все узнаю и вам сообщу? — предложил отец Кирилл.

— Можно и так, — согласился Смирнов. — Я вас тут подожду.

— Как хотите.

Отец Кирилл удалился, а полицейский сел на один из стульев. Убитый монах не читал и едва ли писал, но не так давно он купил конверты, бумагу и ручки. Ясно, что он собирался отправить письмо. Успел ли он это сделать? Кто был его адресатом? О чем хотел сообщить Базаров перед смертью? Касалось ли это вообще дела, которое расследовал Смирнов?

Это были вопросы, получить ответы на которые пока не представлялось возможным. Но Смирнов понимал, что приехал в монастырь не напрасно: теперь он знал, что незадолго до смерти монаху было что сообщить. Напрашивались два вывода. Первый: узнав об убийстве Марухина и Липина, Базаров пишет письмо еще одному сообщнику, предупреждая о том, что ему грозит опасность. Смирнов считал очевидным, что убитые состояли в сговоре. Однако у первого вывода был существенный минус: Базаров не мог узнать о смерти своих подельников — слишком мало времени прошло. Вывод второй: брат Федор пишет некое письмо, которое становится причиной убийства Марухина, Липина, а затем и самого монаха. В таком случае он должен был отправить послание преступнику, открыв ему какую-то тайну, которая и послужила поводом для мести.

Настоятель вернулся минут через двадцать.

— Никто ничего про почту брата Федора не знает, — сказал он извиняющимся тоном. — А писал он, только когда бывал в кухне — делал пометки. Других же записей не вел.

— Когда забирают монастырскую почту?

— По вторникам. Так что если брат Федор положил свое письмо в общую стопку, то его отослали еще тогда.

— А как еще он мог его отправить?

— В сотне метров от монастыря есть почтовый ящик. Там почту забирают еще и по пятницам.

— Кто-нибудь должен был видеть, как брат Федор кладет туда письмо. Или, по крайней мере, выходил из монастыря.

— Все выходят, здесь не тюрьма. Никто на это не обратил бы внимания. К тому же я ведь вам сказал: никто ничего не знает насчет писем брата Федора.

— Да, верно. А куда девается монастырская корреспонденция? В смысле, та общая стопка, куда ее забирают? И кто?

— Брат Сергий относит ее в почтовое отделение. Заказные письма отправляет через окошки, а обычные просто бросает в ящик.