Мы те, которых нет - Максим Шахов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надувной?! – Конан сжал увесистый кулак.
– Кулаками делается не все, Конан.
– Шашлыки хорошие, – сгладил я остроту разговора. – И водочка качественная. За что выпьем?
– За будущее, – Афон поднял рюмку. – Чтобы нам в нем нашлось место.
Пьянка удалась. Сегодня никто не собирался возвращаться в Москву. Похоже, работающих и обремененных каким-то социальными обязанностями здесь не было. Никто не звонил мужьям, женам и родителям, никто не отпрашивался с работы. Свободные птицы.
Стемнело. Натрескавшийся водки Глицерин дрых в доме, остальные тоже растворились. Мы остались вдвоем с Афоном.
– Ну что, Чак. Как тебе мои ребята?
– Молодые, горячие. В меру отмороженные, – отметил я, отодвигая от себя рюмку и показывая, что больше не пью. – Способны наворотить дел – дурной энергии полно. Насчет надежности – сомневаюсь.
– Они убеждены в правоте нашего дела.
– И расколются, как фарфоровое блюдо, как только их прижмет госбезопасность.
– Все расколются, если хорошо колоть… Только скоро некому будет колоть. Недолго осталось.
– Оковы тяжкие падут… Все это философия. Что конкретно предлагаешь?
– Мы в деле, Чак. В большом деле… Мы не романтики. Мне под тридцатник. Да и ребята не сосунки. Будут большие социальные потрясения. В такие времена власть берут молодые и сильные. И появится возможность стать всем. Только придется ударно потрудиться.
– Терпение и труд…
– Ты нам нужен, Чак. Мы тебе нужны не меньше. На фээсбэшную подсадку ты не похож, хотя всякое бывает.
– Ну, раз такие разговоры пошли. Пожалуй, поеду-ка я домой.
– Не обижайся.
– Когда тебя обвиняют в связях со спецслужбистами…
– Никто не обвиняет. Хотя это и не исключено. Может любой оказаться. Ты, Конан, Зена, даже я.
– Что, забыл – сотрудничаешь или нет?
– Про себя я все помню. Мне можно доверять. Чак, мы вместе такие дела замутим.
– Подожди меня в ополчение записывать. Как еще сговоримся.
– Сговоримся. Тебе есть куда торопиться?
– Некуда.
– Завтра я тебя свожу в Москву. Там кое-что покажу. Тебе понравится.
– Лады…
В доме места было немного, еще этот храп и перегар. Я устроился в тесной баньке.
В четвертом часу ночи я очнулся – будто током ударило.
У меня природное чутье – ко мне невозможно подобраться незаметно, как бы крепко я ни спал. Я ощущаю постороннее присутствие.
Приоткрыл осторожно глаза, не двигаясь. Дверь баньки осторожно отворилась. Упал лунный свет – мечта оборотней.
Я напрягся, готовый начать действовать.
Возник силуэт.
– Ну что, Чак. Вот и я.
* * *
В свинцово-тяжелой голове плескались какие-то мутные мысли. Подташнивало, кости ныли. Ощущение, будто двинули дрыном по черепушке. Ох, грехи мои тяжкие! За что мне такое?
Я натянул джинсы, сделал несколько неуверенных шагов. Что со мной произошло? Меня убили? Ранили? Отравили?
Толкнул дверь баньки. В глаза плеснул солнечный свет.
Птички поют, солнце играет в зеленых листьях. Красота.
Как же меня, старого волка, так укатали гражданские штафирки?
Пиво с водкой, при этом количество перешло в качество. Ну а еще – Зена.
Есть такие ведьмы, которые забирают твои силы и привязывают к себе.
Она пришла ко мне ночью. Атаковала со всей необузданностью дикой кошки. А дальше – ураган и марафон на истощение.
Первоначальные впечатления о ней подтверждались. Сексуальная необузданность, агрессия, стремление к манипулированию мужчинами. Абсолютно лишенные предрассудков, такие женщины одаряют своим вниманием весь коллектив, точнее, наиболее авторитетную его часть – лидеров, главных вышибал, и постепенно перетягивают на себя нити управления. Эта у них на уровне подсознания.
Из века в век среди пламенных революционерок полно таких типажей. Для общего дела они порой бывают опасны, потому что неизвестно, куда их может завести необузданный темперамент. Такие валькирии – источник интриг, конфликтов. Но они же могут объединять всех в каком-то нездоровом единстве. Закусив удила и убежденные в своем предназначении, они готовы взойти на костер.
Терзала она меня до утра. Короткий сон не помог мне прийти в себя. Наоборот – после него я ощущал себя совершенно разбитым.
Выяснилось, что встал я позже всех.
– С добрым, – кивнул Афон.
– И тебе, – поднял я руку в ответ.
Зена резала на столе овощи для салата, Глицерин, прикусив язык, раскладывал оставшиеся шашлыки. Жаба и Конана не было – они укатили на микроавтобусе ранним утром.
Усевшись за стол, мы приступили к трапезе.
– Чьи владения? – кивнул я на покосившийся дом.
– Жабу прабабка оставила, – объяснил Афон. – Используем как базу и называем выселками. В окрестностях три калеки живут. Дороги хреновые. Ни электричества, ни газа. Поэтому безлюдно, что нам и надо.
– Бомбочки можно испытать – тут карьер заброшенный, – мечтательно произнес Глицерин. – Кстати, а где утренняя опохмелка?
– Хватит. Ни капли, – отрезал Афон.
– Ох, тяжко, – застонал Глицерин.
– Можешь взять пару бутылок пива, – сменил гнев на милость Афон. – Ты остаешься здесь. Дыши свежим воздухом. Отдыхай. Скоро пригодишься.
– Заметано, – обрадовался Глицерин и отправился в дом за оставшимся в холодильнике пивом.
Зена на меня смотрела без кокетства, твердо, как будто ничего между нами не произошло. Интересно, атаковала меня она по своему разумению или по указанию Афона, чтобы привязать? И на фига я пошел на эту связь?.. Потому что возжелал – это имеет место быть. Но куда важнее, что нельзя выходить из сценического образа.
– Куда едем? – спросил я, поднимаясь из-за стола.
– В Москву. Там по ходу увидишь, – сказал Афон. – Заводи тачку.
В Москву мы добрались через пробки и заторы часа через два. Столица встретила печным жаром и гарью.
По тротуарам ползали размякшие граждане. Водители, чьи машины не имели кондиционеров, уже были согласны отдать концы.
Мой «Форд» с трудом преодолел запруженный железными коробками на колесах проспект Мира, у Сухаревки вырулил на кольцо, потом в переулки.
– Куда едем-то? – спросил я.
– Да рули, – отмахнулся Афон. – Покажу.
– Я что, твой личный водитель? Скажи, куда надо.
– На Полянку.
– Другое дело.