Флейшман в беде - Тэффи Бродессер-Акнер

Ух ты, он целует чьи-то губы! Тоби с Рэйчел перестали целоваться уже давно. И даже в их лучшие времена Рэйчел подходила к сексу очень деловито: у нее не было времени на излишества. Она и на прелюдию-то с трудом выкраивала время. Сейчас происходило что-то совсем иное, и не только потому, что это не был секс. Странное ощущение, вроде того, как бывает, когда долго катаешься на коньках, а потом их снимаешь и ступаешь по земле в обычной обуви. Ты не разучился ходить, но ощущения стали другими. Просто потрясающе. Тоби с Лореттой целовались пять минут, растекаясь, как желе. Тоби пожирал ее лицо, не обращая внимания на углы и границы. Потом он поскакал на поезд. Ух ты, думал он. Можно добровольно выпасть из жизни на пятнадцать лет, можно терпеть издевательства до почти полной потери человеческого облика, но на другом конце ждет вот это – как награда за все перенесенные муки.

Они с Лореттой сходили на другое свидание, потом еще на одно. На третьем свидании, в стейкхаусе, когда им принесли десерт, Лоретта подалась к Тоби через стол и произнесла:

– Ты понимаешь, я ищу человека, чтобы снова выйти замуж, а ты только что вышел на свободу. Мы в очень разных точках траектории.

Тоби не расстроился, только удивился. Удивился радикально новой (для него) мысли, что отношения не обязательно должны куда-то двигаться; они даже отношениями как таковыми не обязаны быть. И тут его постигло озарение. Он не обязан жениться на женщине только потому, что он ее поцеловал! Ему казалось, что он сейчас взорвется. Столько новых возможностей! Жаль, что в сутках всего двадцать четыре часа!

Первой женщиной, с которой он познакомился через приложение, была Лиза, тридцатишестилетняя учительница государственной школы в Гарлеме. Лиза начала знакомство с рассказа о том, как она гордится своей работой («Конечно, конечно, это благородный труд», – только и приговаривал Тоби), и тут же начала оправдываться по поводу того, почему ни разу не была замужем, хотя Тоби об этом даже и не спрашивал. Они ужинали в итальянском ресторане в Гринвич-Виллидж, так как Тоби поначалу казалось странным и неуважительным к бывшей жене, если его увидят с другой женщиной в районе, где он живет. Там он регулярно сталкивался с общими друзьями, его и Рэйчел, другими родителями из школы и (о боже!) с самой Рэйчел и детьми. Лиза спросила Тоби, как живет он, и он рассказал ей всю правду – что попал в новую для себя ситуацию, и совершенно растерян, и пытается жонглировать работой, и детьми, и всем прочим. Лиза рассердилась: «Да, да, я уже поняла, ты был женат». После ужина он решил не заказывать десерт, отправился домой и стал дрочить.

Двадцатисемилетняя Кейша, эрготерапевт, вплыла в бар в Мюррей-Хилл, где они назначили свидание, заказала два коктейля «камикадзе», хотя Тоби заикнулся: «Вообще-то я не очень…», и оба выпила сама, потом заорала «У-ху-у-у!», а позже, после еще четырех коктейлей, обвила рукой шею Тоби, а ногой – его талию и велела везти себя к нему домой. Он не мог. «Да ладно, что тебе в этом не так?» Слово «это», как она отчетливо дала понять, означало взаимное положение их тел, и он страшно хотел ее, но как можно? Разве мог он воспользоваться беспомощным состоянием молодой девушки, практически пропитанной алкоголем? Он отправился домой и стал дрочить, но никак не мог кончить.

Тридцатипятилетняя Стейси, зубной врач, вызвалась приготовить ему ужин у себя дома. Тоби согласился, но в последний момент был вынужден отменить встречу, потому что Рэйчел вдруг понадобилось оставить с ним детей. Он послал Стейси вежливое извинение, а когда в следующий раз взял в руки телефон, там оказалось одиннадцать ядовитых эсэмэсок от нее; она не могла поверить, что позволила обвести себя вокруг пальца очередному козлу. «Ты грязь в человеческом облике», – написала она, а затем послала ему фото своего отражения в зеркале от шеи вниз. На ней был фартук, сетчатые колготки и пушистые тапочки на высоких каблуках, и больше ничего. Тоби чуть полегчало, потому что для первого свидания это было явно слишком.

Потом была Хейли, аспирантка. Она сразу положила руку ему на бедро, а позже, уже обнимаясь с Тоби, сказала, что любит, когда мужчина слегка сдавливает ей шею – может быть, до некоторого помутнения в глазах. Тоби отказался, объяснив, что это кажется ему нарушением клятвы Гиппократа. Хейли сразу то ли смутилась, то ли воспылала отвращением к нему и прогнала его домой, и там он яростно дрочил, полный ненависти к себе.

Потом была Констанция, персональная ассистентка по шопингу. Она заявила, что ей всегда хотелось, чтобы ее оттрахали пальцами под столом в ресторане. Тоби отказался – сказал, что слишком робеет… ну… как отец он не может рисковать обвинением в нарушении общественных приличий. Но позже, дома, пожалел об этом и яростно дрочил, полный ненависти к себе.

Потом была Шивона, которая расплакалась в ту же минуту, как они сели за стол. «Я первый раз на свидании», – сказала она. Тоби взял ее руку через стол и сказал, что и сам был всего на нескольких, и тоже боится, и так же растерян, как она. «Хочешь, не будем сегодня вечером пить?» – спросил он, и они заказали холодный чай и спагетти, и он пошел домой, чувствуя себя слишком разбухшим и жирным, чтобы дрочить, но всё равно стал дрочить.

Потом была Робин, двадцати восьми лет. Последняя женщина моложе тридцати, с которой он встретился, прежде чем окончательно определиться с возрастом в своих поисковых критериях. Она училась на медсестру в Колумбийском университете, и ей нравились мужчины постарше. Они пошли выпить в Гринвич-Виллидж, а потом слушать живой джаз. («Почему живой джаз?» – спросил Сет. «Потому что так делают на свиданиях», – ответил Тоби. «Так никто не делает, – сказал Сет. – Люди, которые говорят, что им нравится джаз, просто врут».) В джаз-клубе Тоби казалось, что он всем посетителям годится в отцы. Мужчин его возраста здесь было совсем немного, и от них явно попахивало отчаянием. Тоби приходилось все время напоминать себе, что он вовсе не годится в отцы никому из присутствующих. Чисто физиологически – может быть, но на самом деле нет. Он имел в виду, что его жизнь должна была сложиться совершенно ужасно, чтобы он так рано стал отцом. Ну, неважно. В общем, Робин не поняла, зачем они сюда пришли. Она не понимала, почему свидание состоит из двух частей. Какой смысл устраивать свидание из двух частей? Можно подумать, он или она не знают, чем оно должно кончиться. Тут она принялась его целовать и немедленно положила руку ему на колено, потом выше, и Тоби чуть не провалился сквозь землю, когда его член встрепенулся и рванулся к ее руке, но так уж получилось. Он быстро извинился, пока она не успела заметить его возбуждения, сказал, что ему нехорошо, и отправился домой, и смотрел «Серпико», пока не заснул, пытаясь представить себе вселенную, где ему захотелось бы подрочить в такой ситуации.

Потом была Дженни, юрист. Укладывая волосы гелем перед свиданием, Тоби торжественно поклялся следовать наставлениям Сета и на этот раз позволить событиям развиваться туда, куда их хочет развивать женщина. «Предполагай, что всё будет пучком, и тогда всё будет пучком», – сказал ему Сет. Когда ужин кончился, Тоби попросил у Дженни разрешения проводить ее домой. Через два квартала она взяла его за руку, через три начала гладить его запястье, и к тому времени, когда они добрались до лифта в ее доме, она уже целовала его затяжными поцелуями с языком. Она впустила его к себе в квартиру, сразу потянула в спальню и во время прелюдии издавала звуки вроде автомобильного двигателя, «бррм-бррм», а потом, пока они трахались, что-то вроде мяуканья. Так у Тоби началась новая жизнь.