Большая волна - Галимов Брячеслав

Движения актеров были размеренными и отточенными – подобно тому, как иероглифы отражают слова или слоги, каждое из этих движений являлось символом определенного чувства или оттенка переживания. Если актер, к примеру, застывал на сцене, приподняв отставленную в сторону правую ногу и приложив полусогнутую левую руку ко лбу, то это означала глубокое душевное переживание, окрашенное грустным раздумьем.

Понятно, что при быстром ходе действия публика могла не успеть уловить все эти тонкости, поэтому спектакль разворачивался неспешно, с большим числом пауз, которые заполнялись музыкой. Звучали бамбуковая флейта и лютня с тремя струнами – эти инструменты, как никакие другие, могли передать восторг, счастье, гнев, ненависть, печаль, скорбь, отчаяние, и конечно, любовь.

Музыка дополнялась танцами. Здесь уже вступали барабан и губная гармошка, задававшие особый ритм исполнения. На зрителей это производило сильнейшее впечатление, ввергая их, временами, в состояние потусторонней отрешенности, а иногда вызывая у них бурный чувственный взрыв.

Все внимание публики сосредотачивалось на актерской игре, поэтому декораций на сцене почти не было: два-три раскрашенных полотна и конструкция из деревянных планок служили изображением и неба, и земли, и моря; они были изображением дворца Богини Солнца и лачуги нищего, с которым, по ходу пьесы, беседовал Ниниги.

Спектакль начался утром, а закончиться должен был вечером. В перерывах театрального действия зрителей вкусно кормили, а специально обученные молодые женщины угощали их чаем и развлекали их утонченной беседой – последнее было нововведением, выдумкой князя, и, несмотря на преклонение перед своим повелителем, далеко не все приглашенные были довольны присутствием женщин. По мнению этих гостей, женщины нарушали особый дух чисто мужского общения, которому претили болтливость, легковесность, слабоумие и капризность. Пригласить женщину в компанию мужчин – все равно что пригласить ребенка для участия во взрослом разговоре. «Женщина может лежать в постели мужчины, но не должна влезать в его душу, – шептались недовольные гости. – Великие боги щедро наградили женщин, позволив этим низшим существам даровать жизнь существам высшего порядка – мужчинам; да не посмеет женщина требовать большего!..»

Такэно, впервые приглашенный на театральное представление, с интересом смотрел на все происходящее, но боялся совершить какую-нибудь оплошность в поведении. Когда миловидная девушка подала ему чашку с чаем, он смутился и невнятно пробормотал что-то. Девушка улыбнулась ему и сказала:

– Позвольте присесть рядом с вами, господин?

«Позволить или не позволить? – подумал Такэно, застыв в растерянности. – Женщине сидеть рядом с незнакомым мужчиной вот так, запросто… Прилично ли это? Но, с другой стороны, вон там женщина села с мужчиной, и там тоже, и вот тут… Ну, и потом, наш владыка, князь, устроил все это, а он бы не допустил чего-нибудь неприличного в своем доме».

– Садитесь, – проговорил Такэно.

Девушка уселась около него, подогнув ноги.

Такэно искоса разглядывал ее, отпивая чай маленькими глотками. Лицо и шея девушки были покрыты белилами, губы покрашены яркой красной помадой, сине-черные волосы стянуты красным бантом. Нижнее платье девушки тоже было красным, в мелкий белый горошек, а широкий укороченный халат был светло-зеленым с рисунком больших белых хризантем и тонких коричневых ветвей с багряными листьями. Халат стягивался под грудью узорчатым алым поясом, завязанным на спине.

Девушка ничуть не смутилась под взглядами Такэно. Продолжая улыбаться, она спросила:

– Дозволено ли мне будет узнать ваше имя, господин?

Такэно назвался.

– Красивое имя, – сказала девушка.

– А тебя как зовут?

– Роза.

– Просто «Роза»?

– Мою старшую сестру звали «Благоухающая Роза», а меня назвали «Свежей Розой», когда я прошла обучение. Но для моих друзей, – вы хотите стать моим другом? – для моих друзей я просто «Роза».

– Откуда ты родом, Роза?

– Из горной деревушки. Мои родители жили бедно, они не могли прокормить всех своих детей, поэтому отдали мою старшую сестру и меня в специальную школу для девушек, которую открыл наш повелитель. Я умею играть на лютне и танцевать, знаю поэзию и немного знакома с мудростью древних. Вам не будет скучно со мной, мой господин Такэно.

– Но я женат, у меня есть сын.

Роза тихо засмеялась, рукавом халата прикрывая рот.

– У многих самураев есть подруги, причем, жены знают об этом, – сказала она. – Разве жене может быть плохо оттого, что ее мужу хорошо? Когда мужу хорошо, хорошо и жене.

– Но разве можно любить двоих?

– Хотите ли вы поговорить о любви, мой господин Такэно?

Он смутился.

– О любви? Ну, я не знаю… Пожалуй, нет.

– Пусть вас не беспокоит, мой господин, что девушка начала с вами такой разговор. Как я вам почтительно сообщила, я прошла обучение в специальной школе и могу говорить о многом, о чем другие девушки не могут сказать, а иногда боятся даже подумать. Древние мудрецы учат нас, что для женщины нет большего счастья, чем любить и дарить свою любовь любимому. Быть любимой – счастье меньшее, потому что та женщина, которую любят, не прилагает к этому усилий. Она берет то, что ей дается, – но легко приходящее, легко и уходит. Когда же женщина любит, она отдает любимому всю себя, безропотно и безо всяких условий, – так, как мы отдаем себя великим богам. В этой полной отдаче себя тому, кого она любит, и состоит высшее счастье женщины. Без этого прекратился бы род людской, говорит Лао Цзы, потому что если бы женщины не находили в этом счастья, они возненавидели бы своих детей и не стали бы больше рожать. Ведь женщины отдают свое лоно ребенку, свою кровь и плоть, а потом терпят страшную боль для того чтобы родить его, и их любовь от этого лишь возрастает.

– Но я видел детей, брошенных матерьми, даже умерщвленных матерями, – возразил Такэно с досадой, так как его несколько раздражали умные рассуждения девушки, которые были похожи, к тому же, на поучения.

– Такие матери перестали быть женщинами. А женщина, переставшая быть женщиной, становится злым демоном. Бывает, впрочем, что и мужчины превращаются в оборотней и вампиров. Все они будут наказаны.

– Велика мудрость древних, – сказал Такэно. – Но я люблю свою жену, а она любит меня, и не надо мне другой любви. Не обижайся на меня, Свежая Роза. Я всем сердцем сочувствую тебе и понимаю, что привело тебя сюда. Я сам родом из маленькой деревушки, и знаю, что такое бедность. Я уверен, ты найдешь себе друга, который оценит твою красоту, твои таланты и твой ум. А я, кстати, еще и не самурай, хотя и состою на службе князя и побывал уже в битвах. Наш господин пока не удостоил меня звания, но оказал высокую честь, приблизив к себе.

– Вы будете самураем, господин Такэно, обязательно будете, – девушка поклонилась ему и вдруг коротко расхохоталась.