Светская дурь - Бен Элтон

– Извини. Я не подумал.

– Но я же сказала тебе взять у него автограф.

– А я ответил, что возьму, если это будет уместно, но момента не было.

– Взять у Томми автограф всегда уместно. Он любит своих фанатов, он так говорит. Томми нас любит. Он никогда не будет слишком важничать, чтобы не разочаровать своих фанатов.

– Это очень похвально, но у меня правда не было времени попросить у него автограф… Но я все же получил новую бейсбольную кепку, смотри, и кружку, и ленты, а еще шарф и афишку. Жаль, конечно, что нет куртки, но всё остальное – с дарственной надписью лично от Томми. Менеджер мистера Хансена заверил меня в этом.

– Пап, обалдетъ! Дай!

– Ты хочешь мои штуки! А можно мне что-нибудь оставить?

– Па!

– Ну что ж, ладно.

– Слушай, он всё подписал!

– Я сказал, что сам этого не видел.

– Да ладно, как будто Томми станет врать своим фанатам про такое.

– Нет, конечно. Разумеется, нет… Анна, как ты думаешь, Томми Хансен употребляет наркотики?

– Раньше – да, это все знают, но он завязал. Это написано в его автобиографии. Он борется с этой склонностью. У него демоны. Быть Томми – это очень трудно.

– Он не бросил.

– Бросил. Он сам сказал.

– Когда я его видел, у него вся верхняя губа была в кокаине.

– Да ты что! Это же так классно!

Анна пробежала пол-лестницы вверх, когда коммандер Леман попросил ее вернуться.

– Анна. Ты ведь помнишь о том, что я тебе сказал? Каждый день?

– Да, пап. Господи, ну сколько можно?

– Каждый день, Анна. Каждый-прекаждый день ты должна напоминать себе, что я сделал тебя потенциальной мишенью. Я бы не пережил, если бы ты приняла угрозу легкомысленно.

– Это не так, пап, и ничем ты меня не сделал. Ты должен выполнять свою работу. Я тобою горжусь.

– Сколько у тебя сигналов тревоги? Где они сейчас?

– Пять. В школьной сумке. В кармане куртки. В сумочке. Под подушкой. Под рулем велосипеда.

– При каких обстоятельствах ты будешь их использовать?

– При малейшем намеке на насилие.

– Хорошо. Это самое важное. При малейшем намеке.

– Не беспокойся.

– А где сейчас твой перечный спрей?

Быстрым и решительным движением Анна Леман засунула руку в нагрудный кармашек пижамы, и у коммандера перед носом вдруг оказался нелегальный маленький пузырек, который он раздобыл для дочери. Если бы обнаружилось, что коммандер забрал его из отдела, он бы почти наверняка потерял работу, но это было не важно. Он улыбнулся, глядя на стоящую на лестнице девочку: ноги на ширине плеч, обе руки вытянуты, пузырек зажат в ладонях, словно «магнум» из фильмов про полицейских. Он почти ожидал услышать «Не двигаться!». Странно, какой маленькой она казалась, говоря о Томми Хансене, и какой взрослой выглядела сейчас. Он знал, что ему очень повезло с дочерью.

– Очень хорошо, дорогая.

– Навыки айкидо, пап. Я – кошка. Но на самом деле я шалунья.

– Ты на ночь его в карман кладешь?

– Нет, па, немного неудобно. Он под подушкой, рядом с сигналом тревоги, но я всегда кладу его в карман одежды, которую надеваю, как ты и сказал.

– Хорошая девочка. Господи, ты такая хорошая девочка, и мне так жаль, дорогая.

– Заткнись, па.

– Спокойной ночи. – Коммандер Леман шагнул на ступеньку, чтобы обнять свою дочь. Потянувшись к ней, он вдруг увидел в нескольких дюймах от своего лица два пальца, два хищно раскрашенных ногтя, целившиеся прямо ему в глаза.

Анна улыбнулась:

– Знаешь, пап, я могу одним ударом вогнать их в апельсин. Если я решу выколоть парню глаза, к тому моменту, как его переносица остановит мои пальцы, они войдут по крайней мере на полтора дюйма в его мозги. Зачем еще перечный спрей? Спокойной ночи.

Анна Леман положила баллончик обратно в карман, поцеловала отца и, прижимая к груди сувениры от Томми Хансена, пошла спать.

– Слишком долго моральная и культурная сила этой страны иссушалась и коррумпировалась ненасытным желанием Запада получать сильные наркотики. Мы больше не потерпим пагубного влияния наркобанд, которые кормят этот рынок. Я знаю, мисс, что вы – лишь крошечная часть проблемы, маленькая рыбка в большом пруду. И всё же выбранная вами роль в этом преступлении является центральной. Для суда не имеет значения тот факт, что это ваша первая и единственная поездка в качестве наркокурьера. Вам девятнадцать лет, вы взрослая женщина. Глупо предполагать, что вы не знали, что собираетесь поступить ужасно, незаконно и неправильно и что последствия вашего возможного задержания будут тягостны. Я уверен, что адвокат, которого суд назначил для вашей защиты, объяснил вам, что в моей власти приговорить вас к смертной казни. Однако, учитывая ваш возраст и очевидную неопытность, я решил смягчить приговор. Вы приговариваетесь к тридцати годам лишения свободы.

– Что он сказал? Что он сказал? Я еду домой?

– Ну, на самом деле чокнутый совсем чуть-чуть. Он хотел поиграться с фруктами, так что пришлось быть очень внимательной с платьем. Господи, какой у него превосходный кокаин! Словно бриллианты в носу, я не шучу, лучше не бывает… В отличие от шампанского – представь себе. Просто газированный отбеливатель какой-то. Возможно, это он и был, на свою шею взгляни. Но вообще, я говорю – он уже забыл об этом. Я имею в виду – как он тебя отделал. Кто бы мог подумать, а? Я думаю, дело в том, что ты сказал, что я – твоя девушка. Ему стало очень неуютно. Но ведь всем же ясно было, что ты пошутил. Похоже, трезвый взгляд на реальность в число сильных сторон Томми уже не входит… Но он такой привлекательный, сразу ясно, почему он такая звезда. Господи, до сих пор поверить не могу. Я это сделала. Да! Я перепихнулась с Томми Хансеном. Я сказала, что сделаю это, и так оно и вышло, черт возьми… Господи, он еще один выиграл!

– Я посвящаю это своим фанам! Потому что фаны – это… Ну, они ведь фаны, да? Так что напоследок я посвящаю эту награду им. Фаны… Это для вас… Фаны, потому что фаны – вот суть нашей работы, и это для них. Да! Фаны! Да!

– Меня зовут Джессика. Но все называйут меня Джесси. Да, йа проститутка, да, йа сижу на геройине. Как вы догадались? Из Глазго. Ну, из маленькой деревушки рядом с Глазго на самом деле. Дамгойн она называйется, очень милайа, много холмов, если вам нравятся холмы, но мне нет, ну, раньше не нравились, в общем. Теперь йа по ним скучайу… нет, йа не могу бросить, ни герыч, ни игру. Господи, вы должны сами знать и не спрашивать меня. Сколько вы здесь работайете? Йа же сказала, что йа наркоманка, мне нужен герыч, мне он нравится, и проституцийа – единственнайа возможность его достать. К тому же парень, на которого йа работайу не очень-то льубезен, если вы понимайете, о чем йа. Йа полагайу, что вы встречайете много девушек в мой-ем положенийи… Не думайте, что обязаны говорить со мной, йа не ищу утешенийа, и мне не нужна программа по метадону, йа пришла только за бесплатным кофе и капелькой тепла, зверский мороз нынче, йесли вы не заметили, а йа стойу в бриджах и майке. Нет, нет, не поймите меня превратно, йа не пытайусь избавиться от вас. Йа не прочь поболтать, йесли не возражайете. Йа просто хочу сказать, что помощь мне не нужна, вот и всё, или, по крайней мере, вы для меня ничего сделать не можете, что не одно и то же, навернойе… Но поболтать йа не прочь, рассказать вам, до чего йа докатилась, покайаться, навернойе… Йа ходила на исповеди, когда была маленькой девочкой – йа была тогда правильной католичкой, – каждуйу неделю: «Простите меня, святой отец, йа украла несколько конфеток, простите меня, святой отец, йа налила клей на стул учителю, простите меня, святой отец, но, навернойе, йа плохайа, потому что отчим говорит, что это мойа вина в том, что мы с ним делаем…» Извините, йа болтайу, не знайу что, не хотела ничего такого говорить. Йа ненавижу чужийе историйи о злой судьбе, просто вырвалось. По правде говоря, йа всё еще немного под кайфом…