Последние гиганты. Полная история Guns N' Roses - Мик Уолл

Настало время для очередного изящного хода Алана Нивена. Он договорился с президентом «Geffen» Эдди Розенблатом, что лично станет дистрибьютором и продаст все 10 тысяч записей — пластинок и кассет «Live?! @ Like a Suicide EP», приехал на фургоне и загрузил их туда. «Позднее Эдди сказал мне, что, когда я загрузил фургон и уехал, ему было интересно, увидит ли он меня снова». Нивен продал свой груз независимому дистрибьютору под названием «Important» и получил чек на 42 тысячи долларов. Затем он вернулся к Эдди с чеком. «Я достал чек и помахал перед ним. Он потянулся за чеком, а я его отдернул и сказал: «На это мы поедем в Англию». Пару мгновений Эдди сидел и смотрел на меня. Я повторил: «На эти деньги мы поедем в Англию, ладно?» И он ответил: «Хорошо», и я отдал ему чек. Так мы оплатили три концерта в клубе «Marquee»».

«Marquee» — знаменитый рок-клуб на Уордор-стрит в Лондоне. С начала шестидесятых годов все известные рок-музыканты от Rolling Stones и Джими Хендрикса до Дэвида Боуи и Sex Pistols играли в этом клубе. Устроить первый заграничный концерт Guns N’ Roses именно в этом клубе — невероятный успех и результат нестандартного мышления и предприимчивости, которые выделяют Guns N’ Roses на фоне остальных и делают их умнее и круче их современников из Лос-Анджелеса. «Мне было важно свозить их в Англию, — говорит Нивен. — Было важно, чтобы они шли впереди стаи». Faster Pussycat тоже записывали дебютный альбом с крупным лейблом, LA Guns не отставали. Другие чародеи из Западного Голливуда, типа Jetboy, тоже шли за ними по пятам. «Это дало мне ясно понять: беги впереди».

Чтобы осветить приезд группы в Лондон, «Geffen» привезли британскую музыкальную прессу в Лос-Анджелес. «Sounds» — еженедельный журнал, известный, в отличие от своих более прославленных конкурентов — «NME» и «Melody Maker», безудержной любовью к хард-року и хеви-металу, опубликовал первое британское интервью с Guns N’ Roses, в котором музыканты оплакивали фальшивую сцену Лос-Анджелеса (Аксель воспользовался возможностью уколоть Poison, Слэш назвал Van Halen единственной настоящей рок-группой Лос-Анджелеса), а писатель Пол Эллиотт точно подметил, что «восставший ад вернул себе часть былого очарования». Затем вышел материал в «Time Out», ведущем лондонском издании об искусстве, культуре и прочем, чей репортер был слегка шокирован поездкой в последнюю резиденцию Уэста Аркина — байкерскую берлогу на Пуансеттия-стрит, где ночевали музыканты Guns N’ Roses. Она была еще хуже адского дома и вскоре унаследовала его название, а Слэш считал, что она «ужаснее, чем все остальное жилье, которое я когда-либо видел в стране первого мира». Но это не мешало ему тусоваться там и заявить репортеру «Time Out», что живет здесь, потому что только что бросил свою девушку из-за ее «слишком больших сисек».

Нивен присутствовал на обеих встречах с прессой и позаботился о том, чтобы феноменальные Guns N’ Roses за границей предстали именно такими, какие они есть: дикими задирами и хулиганами, которых не остановить.

Эффект от первой волны упоминаний Guns N’ Roses в британской прессе только усилится, когда с ними познакомится Европа, но, пока этого еще не произошло, ребята принимали окончательное решение, какими предстанут студийные сессии с Майком Клинком в альбоме «Appetite». Запись смонтировали, а в последние дни винила и альбомов с ярко выраженными сторонами А и Б (на готовом альбоме они назовут эти стороны G и R) эта работа требовала серьезных умственных усилий и немного творчества. В замечательной подборке песен, которые Guns N’ Roses хотели записать не хуже, чем в великих и бессмертных альбомах, видна не только динамика, но и единое повествование.

«Welcome to the Jungle», со своим бешеным, интенсивным вступительным риффом (который сам по себе действует практически как слабительное после дразнящего вступления Слэша), рассказывает о наивном деревенском мальчике, который выходит из автобуса и оказывается в неизвестном городе, стала очевидным выбором для первой песни. «Paradise City», рассказывающая о вершине мечтаний и завершающая первую сторону, прекрасно с ней перекликается. Затем «My Michelle» открывает вторую сторону и невероятно откровенно и серьезно повествует о Мишель Янг, а уравновешивает ее, в свою очередь, финальный трек альбома, «Rocket Queen», написанный о еще одной девушке из темного круга их голливудских друзей — Барби фон Гриф. «Я написал эту песню о девушке, которая собиралась собрать группу и назвать ее Rocket Queen. Какое-то время она помогала мне оставаться живым», — рассказал Аксель журналу «Hit Parader» в 1988 году. Все песни между ними были словно чистое золото, ничего лишнего: на первой стороне тройной удар из «It’s So Easy» (отстойные девчонки, наркотики еще хуже), «Nightrain» (отстойная выпивка, девушки еще хуже) и «Out ta Get Me» (медленная городская паранойя и местами реальные проблемы Акселя с законом), а затем опустошительное самонаказание в песне «Mr Brownstone». Песни на второй стороне повествуют о сплошных удовольствиях: после «My Michelle» идет сладкая композиция Иззи «Think About You» («Мое сердце стало другим, и я так рад, что ты мне это показала»); затем «Sweet Child o’ Mine» Акселя («Ее глаза как синее небо…»); «You’re Crazy» («Искать любовь в таком темном мире…»); а затем «Anything Goes» словно лопает воздушный шарик и возвращает слушателя в эпоху адского дома («В спущенных трусах / Ты сидишь на мусорном ведре»).

Общее впечатление от альбома напоминает поездку на американских горках, как и жизнь самих музыкантов — в основном жесткую и дерзкую, но временами трогательную и уязвимую. В этом альбоме им удалось достичь искренности, которая ускользала от большинства музыкантов Стрипа с модными прическами. В нем удачно сочетается все, что сделало его таким успешным и за что его полюбили: дикий образ жизни, который придает песням уличную простоту и честность, а непостоянство характеров, которое приближало группу к распаду с точки зрения личных отношений, привносило в музыку неподдельную едва сдерживаемую ярость. Расслабленная игра Иззи и Стивена, отстающая на полбита, в сочетании с жестким ритмом, панковскими замашками Даффа, пятью голосами Акселя на любой случай и взрывная соло-гитара Слэша — все они запечатлены в нужном месте в нужный момент и производят такой эффект, какой и должно производить такое искусство: попадают прямо в нервную систему и вызывают мнгновенный выброс адреналина. Альбом создан не для того, чтобы его обсуждали или критиковали — Лос-Анджелес и весь Стрип существовали не для этого. У Акселя были художественные задумки на будущее, которые он продолжит воплощать, но первый альбом группы был как прямой удар — сильный и ослепительный, быстрый и своевременный, и никоим образом не для потомков.

Почти невозможно было представить его коммерчески успешным проектом, ему не хватало пышности, которую так любили на радио. Алан Нивен даже не был уверен, получат ли они финансирование на съемку видеоклипа, даже если найдут песню, которую можно подчистить для широкой общественности — в альбоме как минимум 12 четких ругательств, а в песне «It’s So Easy» недвусмысленная строчка Акселя «почему бы тебе просто… не пойти на хрен…».

Зато Майк Клинк был уверен, что они с ребятами превзошли сами себя и что альбом ждет успех, несмотря на очевидные коммерческие проблемы. «Я сказал Тому Зутауту в «Geffen»: «Мы продадим два миллиона экземпляров». А он сказал: «Нет, мы продадим пять миллионов!» По словам Барбьеро, песня «Sweet Child o’ Mine» «нам всем показалась бесспорным хитом. Насколько я помню, когда мы закончили работу над альбомом, Аксель спроосил у меня, считаю ли я, что он будет хорошо продаваться. Я ответил, что, несмотря на то, что он не похож ни на что из того, что крутят по радио, я считаю, что альбом станет золотым. Но ошибся всего на 20 миллионов экземпляров».