Хьюстон, у нас проблема - Катажина Грохоля
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какой телевизор? – спрашиваю я спокойно.
– Тридцать один дюйм, – слышу в ответ.
И сразу понимаю, что ждет меня дальше, – звонит женщина, это они всегда про размер говорят первым делом.
– Да я не об этом…
– Пожалуйста! Сколько это будет стоить? – перебивает она меня.
– Какой телевизор? Марка? Год выпуска? Вы можете прочитать, что написано у него сбоку?
Я слышу в трубку, как она мечется по дому. В конце концов она диктует мне данные.
– Прошу вас, пани, по телефону мне трудно оценить, я должен посмотреть, что случилось…
– Да я знаю, что случилось! – кричит она в трубку, и я слышу, что она вот-вот расплачется.
Вот больше всего люблю женщин, которые лучше всех знают, что случилось. Они поучают сантехника, как лучше ставить сифон, они ходят за электриком – и учат, как ему розетку чинить, они вызывают специалиста, хотя муж у них под боком, и контролируют каждое его движение. Когда я подсоединяю оборудование, они стоят надо мной и радостно спрашивают:
– А откуда вы знаете, что этот красный проводок сюда надо? Мне казалось, что не сюда, а вон туда, вон, где дырочка.
Они знают, где какой кабель. Тогда зачем они вызывают специалиста? Это тайна, покрытая мраком.
Но спокойно – такого рода разговоры включены в мои должностные обязанности.
– Так что же случилось? – спрашиваю я.
– Он у меня только что упал, но он на гарантии! А муж вот-вот вернется…
Человеческая глупость не знает границ.
Как можно уронить со стены плоский экран, тридцать один дюйм, LG – для меня это навсегда останется загадкой. И только потому, что он на гарантии.
– Вы знаете, пани, гарантия не распространяется на повреждения, которые возникли в результате ненадлежащего обращения с оборудованием…
– Умоляю, пожалуйста, приезжайте – может быть, с ним ничего страшного не случилось?!!
Я записываю адрес и еду.
* * *
Лучше уж я займусь делом, чтобы освежиться. И чтобы квартира тоже освежилась.
Я подключаю антенны, настраиваю телевизоры и Wi-Fi, провожу интернет. Я неплохо со всем этим справляюсь, и у меня ненормированный рабочий день. Я еду на работу, когда хочу. Это значит – всегда, когда кто-то звонит. Финансово это оправданно, потому что клиенты знают, что могут звонить мне в любое время дня и ночи.
* * *
Я собираю сумку, спускаюсь на лифте вниз. Такова моя жизнь – всегда меня женщины к чему-то принуждают.
У меня нет своей – так на ее место сразу запрыгивают чужие.
А я ненавижу, когда меня к чему-нибудь принуждают.
Когда ты с женщиной – не успеваешь и глазом моргнуть, как уже ходишь в узде, делаешь то, чего никогда бы не стал делать, если бы был свободным, самостоятельным мужчиной, говоришь то, чего никогда бы не сказал раньше, решаешься на то, на что бы никогда не решился сам, да не то что не решился бы – тебе бы даже в голову это не пришло!
Встать ни свет ни заря – потому что она встала.
Съесть завтрак – потому что она приготовила.
Позвонить матери и поблагодарить ее за вчерашний вечер – потому что она говорит, что так надо сделать.
Съесть обед в обеденное время – потому что он готов.
Похвалить суп из каких-то сорняков, который стоит костью в горле, хотя никакими костями в нем, к сожалению, и не пахнет.
Или вот ехать немедленно к какой-нибудь бабе, которая кидается безнаказанно новенькими телевизорами.
Я вбиваю адрес в GPS и еду. День сегодня морозный, красивый. На улицах пусто, в такую субботу все по домам сидят. Или, по польскому обычаю, торчат в торговых центрах, к которым я чувствую глубокую неприязнь.
Звонит Алина, наверно, узнала от Бартека, что я вчера все-таки принимал гостей.
– Что слышно?
– Подожди минутку.
Я съезжаю на обочину и останавливаюсь. Я законопослушный гражданин – вчерашняя наука не прошла для меня даром.
* * *
На свете столько вопросов – несчетное число вопросов, например: кто выиграл во втором туре, сколько человек в волейбольной команде, какие новые цифровые тюнеры марки «Фергюсон» выпустила фирма «Телстар» и какая колонка, левая или правая, лучше звучит, а еще – что лучше: AF‑6080US или AF‑7018UCI. И какая команда выйдет в финал Лиги чемпионов, если «Барселона» выиграла последний матч.
Но нет.
Никогда речь не заходит о вопросах принципиальных, важных – всегда задают самые глупые вопросы на свете. А наиглупейший вопрос, который только можно задать, – это: «Что слышно?»
Я даже не знаю, как на него отвечать.
Ничего. Ничего не слышно.
Вот трамвай простучал. Вот самолет пролетел. «Скорая помощь» проехала. По радио, которое я слушал минуту назад, начался рекламный ролик о неограниченной цветовой гамме лаков для ногтей и студии маникюра на улице Беднаркевича, 118, все время прерываемый номером телефона, который все равно никто не запомнит.
Вот что слышно.
* * *
Но ничего этого я Алине не скажу. Она мой друг. У нее мозги устроены как у мужчины – хотя, конечно, не тогда, когда она спрашивает, что слышно. Я ведь должен был вчера ее пригласить. Я мужская шовинистическая свинья.
Я решил быть откровенным.
– Знаешь, старушка, ничего не слышно. Если хочешь поболтать – так скажи нормально, а не выпытывай, потому что человек может случайно что-нибудь сболтнуть, а потом спохватиться, что наговорил лишнего.
– Я и не выпытываю ничего. Ты мне оставил сообщение на автоответчике – вот я и перезваниваю.
Я? Я оставил сообщение?!!
– Я? – удивился я.
– Черт возьми, ты мне ночью заявил, что должен сказать мне что-то важное. Такой у тебя странный голос был.
Я звонил ночью Алине?!! Но с какой стати?
– Ну да, милый, ты звонил, ты. Ты, наверно, был слегка выпимши, потому что говорил очень уж вольно и выразительно.
– А, это мы с Толстым напились.
– А что случилось?
Неужели обязательно должно что-то случиться, чтобы человек выпил?
Женщины все-таки очень странные существа.
Я заливал горе с прекрасным именем Марта.
– Я не помню… – признался я, подумав.
– Ну ничего. Не стесняйся, можешь звонить всегда, когда захочешь. Целую.
Марта не выносила, когда я напивался, хотя это случалось не так часто.
* * *
Не успеваю я отключиться, как около меня нарисовывается постовой и показывает мне на небо.