Ночной вор. Похождения в Париже - Крис Юэн

Я подумал о том, чтобы вернуться к информационной стойке и узнать, если ли возможность пообщаться с мсье Шеврье, но потом отказался от этой идеи. Мне не хотелось вызывать подозрения: ведь я уже справлялся о Бруно, правда, называл другую фамилию. Кроме того, если он сейчас и был в банке, то вряд ли вышел бы ко мне, поняв, кто пожаловал по его душу. Конечно, я мог в надежде, что он выйдет в зал, усесться в удобное кожаное кресло и сделать вид, что с интересом изучаю различные банковские буклеты. Но эта идея мне тоже не приглянулась. Господин за информационной стойкой уже получил представление о моих знаниях французского, и мне показалось, что он поглядывает на меня. Если бы я сел и начал просматривать буклеты, он мог решить, что я готовлю ограбление.

Наконец банкомат выдал запрошенную сумму, я убрал деньги в бумажник и вышел из банка. Взглянул на часы и обнаружил, что до пяти часов осталось чуть больше пятнадцати минут. Я пересек улицу и устроился в арке, «утопленной» между кондитерской, из которой тянуло дразнящими запахами, и табачным магазином. Входная дверь в банк была как на ладони, и я намеревался дождаться, пока банк закончит работу, чтобы перехватить Бруно по дороге домой. Конечно, в банке имелся и служебный выход, но я поставил на парадную дверь. При неудаче я всегда мог вернуться сюда ранним утром и предпринять вторую попытку.

Скоро мне надоело стоять в арке столбом, и я решил потратить время с большей пользой, прогулявшись вдоль витрин улицы Кенкампуа. Я собирался вернуться к банку к пяти часам. На улице Кенкампуа я бывал часто и, случалось, находил кое-что интересное в расположенных здесь галереях и художественных салонах.

Вновь взглянув на часы, я покинул арку, дошел до угла, повернул налево, снова налево. В начале улицы Кенкампуа располагалась американская кофейня, призванная перехватывать туристов, направляющихся в Центр Помпиду или возвращающихся оттуда. Внутри на высоких деревянных стульях, установленных перед высокими окнами, сидели люди, получившие запотевшие стаканы из рук юных белокожих студенток, которые подрабатывали официантками. По правде говоря, открывающимся видом посетители кофейни полюбоваться не могли. Рабочие — целая бригада! — расположились аккурат перед окнами, опершись на лопаты и мотыги, и лениво болтали, курили, почесывали спины.

Я обошел кучи песка и вывернутые гранитные бруски, прошел между металлических столбиков и двинулся по узкой, постоянно пребывающей в густой тени улице. Миновал антикварный магазин, кондитерскую, благоухающую ароматом какао, и остановился перед другим антикварным магазином, торгующим преимущественно мебелью. В витрине стояли два вполне приличных стула эпохи Луи XV, а у окна — очень хороший пристенный столик. Через стекло я разглядел африканские маски и несколько ламп а-ля «Тиффани», выставленных на большом столе в центре торгового зала. Владелец магазина заметил меня и с надеждой изогнул бровь. Но я лишь вежливо улыбнулся и перешел к следующей витрине — как выяснилось, галереи современного искусства.

Я вошел в галерею, и в нос мгновенно ударил запах эмульсионной краски. Когда я был на улице Кенкампуа в последний раз, галерея еще не открылась. На белоснежных стенах висели фотографии. На некоторых знаменитые «визитные карточки» Парижа накладывались друг на друга. Я заметил Триумфальную арку, оседлавшую канал Сен-Мартин, стеклянную пирамиду Лувра в центре площади Согласия. Едва я шагнул к фотографиям, чтобы получше их разглядеть, из подсобки в дальнем конце галереи появился молодой человек в белой футболке, с трехдневной щетиной и торчащими во все стороны пиками волос. Он сел за столик со стеклянным верхом и взялся за мышку, подсоединенную к ноутбуку. Спрашивать меня, хочу ли я что-нибудь купить, он не стал. А я ценами не поинтересовался: и так было ясно, что они зашкаливают.

Рядом я обнаружил еще одну галерею, совсем с другим дизайном, тускло освещенную. Мое отражение в толстом стекле мешало разглядеть, что же там внутри. Я прикрыл глаза ладонями, чтобы не мешал дневной свет, и, вглядываясь между портьер, обрамляющих витрину, увидел пару мраморных бюстов и несколько итальянских зеркал, но большую часть галереи занимали картины, написанные маслом, и акварели. Все они, без единого исключения, были ужасны. Самая отвратительная стояла у окна, и я с первого взгляда понял, что должен ее купить. Почему? Да потому что галерея предлагала ту самую картину, украсть которую нанял меня Пьер.

Невероятно, правда? А может, очень даже логично. Как я понимал, Бруно украл картину, чтобы продать и быстренько вернуть с прибылью потраченные пятьсот евро. Галерея была расположена в непосредственной близости от места его работы, то есть очень даже удобно. И, судя по всему, здесь не спрашивали, откуда взялось то или иное произведение искусства. Впрочем, эта картина могла и не вызвать вопросов.

Я вошел в галерею и сразу направился к картине, чтобы получше ее рассмотреть. Как я давно уже понял, художник на гения не тянул. Картину следовало чуть подновить, но главная проблема заключалась в качестве работы. Композиция оставляла желать лучшего даже для начала двадцатого столетия, мазки демонстрировали тревожащий недостаток мастерства. Цветочница на переднем плане получилась косоглазой, одна ее рука — непропорционально большой. С женщиной с зонтиком дело обстояло еще хуже. Несмотря на вроде бы хорошую погоду, зонтик, подхваченный мощным порывом ветра, выкручивал руку дамы.

Если на то пошло, наибольший интерес в картине представляла рама. Массивная, с множеством завитушек, золоченая. Такие висят в музеях, обрамляя драматические морские сражения или мужественного молодого монарха на породистом жеребце, и, должен признать, мне даже стало стыдно, что внутри находится такая безвкусица.

С рамы на ниточке свешивалась бирка, и, повернув ее к себе лицевой стороной, я увидел, что за картину просят четыре с половиной тысячи евро. Получалось, что или я и владелец галереи чего-то не понимали, или клиент Пьера очень уж переплачивал. Но вдруг им двигали какие-то сентиментальные мотивы? Вдруг он так хотел заполучить картину, что соглашался заплатить в четыре раза больше рыночной стоимости? Как бы то ни было, мне предстояло принять решение: купить картину или украсть?

Замки в дверях галереи наверняка стояли хорошие, и охранная система превосходила те, что устанавливают в квартирах, но это не означало, что справиться с ними не было никакой возможности. Судя по дому, над галереей находились квартиры и офисы. Возможно, одна из квартир принадлежала владельцу галереи. Если бы я вернулся сюда после закрытия галереи, от меня потребовалось бы лишь одно: не поднимать шум во избежание ненужного внимания. В том числе и со стороны прохожих. Улица Кенкампуа не относится к центральным улицам Парижа, на которых круглые сутки кипит жизнь, но все-таки находится неподалеку от Центра Помпиду. Не хотелось бы, чтобы кто-то увидел, как я брожу по темной галерее с фонариком.

Да и зачем рисковать? Картину оценили в четыре с половиной тысячи евро, но это не означало, что придется платить именно эту сумму, — можно было бы поторговаться. В конце концов, я не собирался рассказывать Пьеру, каким образом картина попала ко мне. Главное, что я ее добыл и он сможет порадовать своего клиента. Разумеется, мне пришлось бы расстаться с немалой частью своего вознаграждения, и приятного в этом было мало, но, с другой стороны, и оставшихся денег хватило бы на достаточно длительный срок.