Face Control - Владимир Спектр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А кто я буду?
– Пациент психиатрической клиники перед выпиской.
– Нет, так я не хочу, лучше я буду кем-нибудь известным, сама придумаешь.
Таня берет в руки видеокамеру и бубнит:
– Добрый вечер, дорогие телезрители, наконец-то мы снова встретились с вами. На этот раз мы находимся в квартире у известного художника по кличке Кактус.
– Стоп! Стоп! – кричу я и пытаюсь закрыть объектив ладонью. – Какой еще, на хрен, Кактус? У меня должно быть какое-нибудь модное имиджевое имя. Ну, пошел дубль два.
Таня покорно кивает:
– Итак, мы в квартире у известного писателя по кличке … – она нажимает паузу, – по какой ты кличке?
– Да не по какой! – я усиленно машу руками. – Скажи просто имя.
– По имени, – говорит Таня, – Онуфрий Семенович Тяжкосрака.
22:20. Мама примеряет новую шубу, купленную накануне. Вся семья стоит вокруг нее, а она важно прохаживается вдоль комнаты и спрашивает:
– Ну как?
– По-моему, здорово, – Светлана одобрительно кивает.
Папа показывает большой палец, выскочившая из-под одеяла бабушка уходит к себе в комнату и уже оттуда три раза кричит: «На здоровье, родная!» Сестра просит примерить.
– И я, – кричу внезапно, – я тоже хочу померить!
– Ты ее порвешь, – Света качает головой, – вот заняться-то нечем.
– Так подскажи, чем я должен заняться в субботу вечером дома? – говорю я очень тихо, смотря прямо в Светины серые глаза.
– Конечно, дома тебе делать нечего. А ты езжай, может быть, найдешь занятие по душе: нюхать чего-нибудь, по девкам шататься, языком чесать. Ты же отвык от семьи, когда ты находишься здесь, у всех такое ощущение, что это не ты, а всего лишь пустая оболочка…
– Так чем ты мне предлагаешь заняться конкретно? – Я продолжаю смотреть прямо в ее глаза и постепенно исполняюсь холодной злости.
– А ты не пробовал общаться со мной, с родителями? Просто посидеть с нами и поговорить.
– О чем?
– В том-то и дело, что уже не о чем с нами разговаривать. Являясь моим мужем и сыном своих родителей, ты, в общем-то, абсолютно не семейный человек. Мало того, чужой нам человек.
– Это только твое мнение или ты выразитель общих настроений?
– Да это всем видно. Ты здесь как птичка в клетке – все глядишь в окно, на волю, все мечтаешь покинуть ненавистные стены. Никто не держит, между прочим.
– Мы об этом будем разговаривать?
Света поворачивается и, не отвечая, уходит в гостиную. Я остаюсь наедине со своей холодной яростью. Написать, что ли, проникнутое ненавистью стихотворение?
31 октября, воскресенье
03:15. Просыпаюсь среди ночи в холодном и липком поту. На глазах слезы: «Господи, Боже мой, за что ты наказываешь меня, не самое плохое из твоих творений? Почему я обречен на это странное, иногда чересчур многолюдное, одиночество?» Все время кажется, что меня не понимают те, кто рядом. Однако, задумываясь о том, как выглядят со стороны все мои сверхтонкие искания, я четко вижу, что понимать-то, в сущности, нечего. Искания мнимы и лежат в области гедонистического удовлетворения инстинктивных по своей природе, но искусственно обогащенных цивилизацией, желаний. «Боже мой, Боже, сделай так, чтобы я разрулил эту рефлекторную неясность, расставил все точки над „i“… Возможно, истина в смирении и принятии существующей ситуации как должной. Возможно, проблема одиночества присутствует во всех человеческих жизнях и не связана ни с новым стремительным временем, ни с разобщенностью по религиозным, классовым или расовым признакам. Одиночество запрограммировано в человеческой натуре, и любой трезво мыслящий homo sapiens рано или поздно приходит к такому выводу».
Жена тихо спит на другом краю кровати. Я придвигаюсь к ней, обнимаю и целую в шею. «Маленькая злобная женщина так же одинока, как и я. Просто она меньше, чем я, задумывается об этом. Страдания лежат на поверхности, а Света не догадывается, в чем их причина. Я могу попытаться слегка облегчить ее долю, на какой-то момент заставить поверить, что она не одинока, что я рядом…» Я поворачиваю Свету к себе и целую в губы. Жена открывает глаза и говорит:
– Ты и ночью никак не угомонишься?
– Я хотел…
– Сам не спишь, не мешай другим. Тебя завтра ребенок разбудит ни свет ни заря.
Я уныло отползаю на свой край. Избавлять Светлану от мук одиночества больше не хочется. Какие маленькие слезинки! «Блядская жизнь! – думаю я. – Почему я всегда одинок?»
2 ноября, вторник
08:45.
– Не забудь, дорогой, сегодня день рождения моего папы, – Света подставляет щеку для поцелуя, – позвони ему, поздравь.
– Да, да, – я тру сонные глаза.
– В пятницу вечером мы к ним заедем. – Жена наконец уходит на работу.
«На хуя мне это усралось?» – думаю, уныло плетясь в ванную.
10:15. Здание банка «Альянс».
Иван Федосов, облаченный в покоцанный временем, но не утративший свою добротность двубортный костюм, царит за столом и читает наш очередной отчет. Просветленный Миша, неделю назад открывший для себя творчество доисторическо-психоделической команды Jefferson Airplane, делится с Аркатовым своими впечатлениями об их альбоме 1968 года. Отсеивая все эти «гитарные рифы», «умопомрачительные соло» и «задушевный вокал», внимательно слежу за Ваней, стараясь уловить его настроение. Лицо у Федосова красное, почти бурое, на лбу проступают капельки пота, руки, сжимающие бумагу, слега подрагивают.
– Бухали вчера с Лешкой Ожерелковым, – Ваня предается ламентации. – Теперь болею – сил нет.
– Так надо поправить здоровье, – я выразительно оттопыриваю мизинец и большой палец.
– Жениться ему надо, а не здоровье поправлять, – встревает Миша.
– Ожерелков так набрался, что целый вечер проституток вызванивал, а потом такое с ними творил… – Ваня качает головой.
– Что же он с ними творил?
– Сам не видел, но он говорит, что трахал их в жопу!
– В жопу?! – еле сдерживая смех, округляю глаза.
– Представляешь! Как не противно только, там же говно. Да и вообще…
Вспоминаю хард-порно из своего личного опыта и определенно горжусь своей невероятной лабильностью. «Знал бы инвестор!» – думаю я.
Федосов вновь углубляется в чтение.
На мобильный звонит Чабанов и просит срочно подъехать, намекая на возможность неплохо заработать. Обещаю быть у него через сорок минут и смотрю на Федосова:
– Ну, как там с отчетом? Мне ехать пора – Чабанов вызывает.