Игра в кости - Александр Лонс

Она самая. Женщина, которую я искал. Елена, или — Лена, в зависимости от настроения и ситуации. Знакомы мы были очень давно, и действительно обрадовались встрече. Но осторожность в разговоре с ней соблюдать следовало постоянно, никогда не расслабляться, слишком уж опасна и непредсказуема эта женщина.

— Что здесь делаешь? — проигнорировала она мой вопрос. — Почему не позвонил? В сети пропал, в скайпе не появляешься. Может, повернешься, наконец, ко мне? А то невежливо так, обижусь.

Пришлось всё-таки повернуться и посмотреть в лицо своей давней приятельнице. Она практически не изменилась с момента нашей последней встречи. То есть изменения, конечно, имелись, но чисто декоративные. Стиль, прическа, цвет волос, макияж. Облондинилась, подстриглась, но по-прежнему крепенькая, сильненькая, будто соскочившая с полотен Александра Дейнеки. И такая же молодая, какой запомнил ее несколько лет назад после очень длительного перерыва.

— Как-то закрутился и номер твой потерял, а после крушения жесткого диска утратил все контакты, — фальшиво сказал я. Вот всё и решилось само собой. Никаких поисков, никаких усилий, но мне оно надо, чтобы так, вот прямо сейчас? Без подготовки?

— Врешь, — безапелляционно утвердила она. — Всегда вижу, когда ты врёшь. У тебя вообще такой вид, будто не рад меня встретить. А я — да, иногда сюда захожу. Так что?

— Честно? Не очень, знаешь ли, рад. Как говорится, если у вас нет проблем, ищите женщину. Эпизодические встречи с тобой приводят к полному иррационализму и каждый раз доставляют всевозможные трансперсональные хлопоты, причем совсем не всегда приятные.

— Ну, ты и мерзавец! Можешь нормальным языком говорить?

— Вот и лето настало, — задумчиво произнес я, не решаясь снова взглянуть на спутницу. — А так сразу и не скажешь. Опять, что ли, циклон с Атлантики?

— Ты мне зубы не заговаривай, — возмутилась она. — Так можешь, или нет?

— Могу, — послушно кивнул я.

Наверняка ситуация знакома многим. Неважно кто: бывшая жена, старая подруга, прежняя любовница, гёрлфренд из той жизни, давняя партнерша в интимных отношениях... Да кто угодно. По тем или иным причинам люди были вместе. Потом стали встречаться с небольшими перерывами, а еще потом внезапно распрощались — жизнь разбросала. Ушли каждый в свою сторону и потеряли интерес друг к другу на много лет. Разошлись, короче. Прошло… неважно сколько. Год, два, пять лет, может быть и больше, но судьба вновь столкнула с этим человеком, уже не специально, а так — на случайный день, на один душевный правдивый разговор. Без минувших обид, просто поболтать о жизни. Пройдёт этот день, вечер, может даже ночь, и человек вновь пропадет из поля зрения. До следующего раза. Нет, она хорошая. Она — мой друг, и мне с ней замечательно. Только замечательно с ней в вертикальной плоскости, и нет охоты переводить наши отношения в плоскость горизонтальную. Хотя раньше такое бывало и не раз. Думаете, импотент раз ничего и не хочу? Или какой-нибудь затейливый извращенец? Отнюдь. Просто жаль тратить наше общее время на банальный трах. Хочется посидеть, интересно поговорить, без всяких разных… ну, вы поняли, чего без.

— Могу, — послушно кивнул я.

— Только не выпендривайся. Мне сейчас нужно отвлечься от реальности повседневного существования.

— Отвлечься? В кино «Прибой», на Среднем, появился новый артхаус. Киноклуб. Пойдем?

— Нет, прямо сейчас хочу. Расскажи чего-нибудь.

— Тогда хочешь романтическо-исторический рассказ? — я еще пытался как-то противостоять ее напору, а заодно и время выиграть.

— Годится. Давай сюда твой рассказ.

— Итак, на дворе девятнадцатый век. В люкс-вагоне, по только что построенной железной дороге, ехал молодой граф. Проезжая по русской глубинке, он увидел, как молодая крестьянка пошла через поле за стог сена, видимо, по малой нужде. Ему так понравились колоритная поза и телесные формы, что он немедленно нажал на стоп-кран, нашел девушку и забрал ее с собой. Лет через десять он снова путешествовал по той же дороге и, когда поезд приблизился к месту, где он некогда жал на стоп-кран, пришел проводник и наглухо закрыл ставни окон. «Эй, любезный! — возмутился граф. — В чем дело?!» «Прошу прощения, барин, — извинился проводник, — указание такое!» После долгих расспросов и шантажа, проводник признался, что лет десять назад какой-то дуралей увидел, что некая девка пошла за стог сена по своим надобностям, остановил поезд, забрал ее с собой и женился на ней. С тех пор, если какой-нибудь состав проходит мимо, все окрестные бабы встают раком, задирают юбки и показывают голые жопы проходящему поезду.

— Ништяк! — засмеялась Лена. — Умеешь ведь, когда захочешь. Вот скажи лучше, почему мне в каждой игре или на любом Интернет-ресурсе предлагают добавить каких-то незнакомых типа друзей? Бесит.

— А как же я? Меня тоже тебе предлагали, нет? — меланхолично осведомился я, глядя в то место, где потолок соединяется с двумя смежными стенами. Сейчас там никакого паука уже не было. Уполз что ли?

— Ты не считаешься, — сказала она, нервно улыбаясь. — Ты не вполне друг, ты — бывший любовник, а это разные вещи. Ты хороший слушатель, и если у меня какие-то трудности, то всегда выслушаешь. Мало кто умеет слушать, как ты. Вот ты — умеешь. Другие — нет. Начинаю общаться, а собеседник перебивает и сводит к собственным проблемам, хотя вроде речь шла только обо мне, а сама я еще не договорила. Либо общение прекращается, практически не начавшись.

— Вот и расскажи о себе, — ни с того ни с сего, сказал вдруг я. — Ничего ведь про тебя так толком и не знаю.

— В смысле — не знаешь? — удивленно спросила она.

— Ну, где росла, что делала, — уточнил я. — И после того, как вы переехали с Пионерской… То, что можно озвучивать, естественно.

— Я же тебе рассказывала, нет? Еще тогда, зимой, помнишь? Когда еще на Садовой жила?

— Неполно, — буркнул я. — В двух словах.

— А ты желаешь полных подробностей?

— Конечно! — воскликнул я с поддельным воодушевлением. — Мне интересно всё, что с тобой связано, несмотря на все неудобства.

— Ути-пуси! — откликнулась Лена, вглядываясь в моё лицо прищуренными глазами. — Не много ли на себя берёшь? Смотри, не пожалей потом.

— Не, в самый раз, — терпеливо подтвердил я. — Вынесу. Рассказывай.

— Тогда — держись, май френд. Своё детство я помню хорошо, но как-то фрагментарно, урывками. Проще всего сказать, что оно прошло под знаком непохожести. Мне приходилось отличаться, не было выбора. Вообще детство для меня, это регулярные переезды, редко когда больше года оставались в одном городе. Я никогда не знала своего отца. Почти у всех подруг отцы имелись, а у меня — нет. И подружек помню только в совсем малом возрасте, причем те вечно менялись. Постоянно сменялись также детские сады, а потом и школы. Иной раз полгода не проходило, как мы срывались с места и переезжали в другой город, где нас ждала свободная, но всем обеспеченная квартира. Мама ничего не объясняла, а если я спрашивала, отвечала — «работа». Что за работа такая, я не понимала. Помню, как в четыре года лежала в больнице и даже помню соседей по палате. Помню, как меня привезли в эту больницу, и я тогда даже не подозревала, что меня там оставят. Помню запах в детском саду. Как мы все дружно там ходили в туалет, выстраивались в очередь, а потом беседовали с соседом по унитазу. Один из унитазов не работал из-за неисправности, и мы считали, что он специально для воспитателей. Помню, как мы в том же садике с одним мальчиком изучали его писюн. И прекрасно помню невероятно долгий тихий час, во время которого я ни разу не заснула и все время наблюдала за стрелками часов. Наверное, поэтому обычные часы освоила еще годам к четырём, а к школе стала понимать электронные. А в самой школе возникло состояние какой-то безысходности и брошенности, не проходило ощущение панического страха, что со мной вот-вот произойдет что-то ужасное и никто ничего не сможет или не захочет для меня сделать. Так, собственно, потом и случилось. Я подавляла это состояние единением с природой и подолгу бродила одна в лесу или в парке, наслаждаясь каждым листочком и былинкой, ловила ящериц и лягушек, разговаривала с ними, потом отпускала. Про меня тогда говорили, что я чокнутая. В начальной школе помню, как нас выстраивали для общей фотографии. Я тогда была среди самых высоких, и меня ставили во второй ряд, а так хотелось оказаться в первом ряду на стульчике. За своё долгое детство пришлось сменить больше десятка школ. Мама не отвечала мне на многочисленные вопросы, или говорила просто — «вырастишь, расскажу!» А когда мне стукнуло тринадцать, с расспросами я уже не отставала. Под майкой у меня как следует обозначились сиськи, не заметить это казалось невозможным, к тому же произошло то, что всегда случается с подросшими девушками. Тогда мама сдалась и рассказала об отце. Как оказалась, она застрелила его.