Мазохизм смерти и мазохизм жизни - Бенно Розенберг

двух других формах мазохизма (эрогенном и моральном). Особенно эрогенный мазохизм поднимет вопрос совсем другого порядка, а именно вопрос разрушительности и саморазрушения. Это витальный вопрос, который учитывает Фрейд, тем более что он возникает, начиная с 1920 года, то есть с того самого времени, как он вводит концепцию влечения к смерти. Вот основные линии, которые разъясняют теоретическую необъяснимость, дополняя все экзистенциально-витальной проблемой: «Если боль и неудовольствие могут служить целью, а не предупреждением, принцип удовольствия становится парализованным, хранитель нашей психической жизни находится в состоянии наркотического сна» (ibid.). Таким образом, эрогенный мазохизм становится опасным для нашей психической жизни тем, что обходит принцип удовольствия. Однако есть еще нечто дополнительное: «Таким образом, мазохизм предстает перед нами в свете большой опасности, что отнюдь не относится к его противоположности, садизму. Мы испытываем искушение назвать принцип удовольствия стражем всей нашей жизни, а не просто душевной» (ibid., p. 286; курсив мой. – Б. Р.). Если Фрейд говорит в этом случае не об эрогенном мазохизме, а о мазохизме как об опасности для нашей психической жизни, а также для жизни вообще, это потому что эрогенный мазохизм в качестве одной из форм мазохизма является, в конечном счете, той формой, из которой будут развиваться другие виды мазохизма.

Проблема представляется следующим образом: с одной стороны, существует фундаментальное клиническое явление – эрогенный мазохизм, с другой стороны, (старая) теория принципа удовольствия; Фрейд выбирает путь модификации теории. Это очень важный выбор, потому что принцип удовольствия является тем единым законом, который руководит прямым или непрямым (посредством принципа реальности) образом всеми психическими процессами. Этот выбор экстренный, потому что принцип удовольствия имеет роль витального предупреждения, то есть в данном случае речь идет не только о либидинальных целях, но еще раз о самосохранении.

Учитывая все это, мне кажется необходимо быть внимательным к новизне демарша Фрейда, изложенного на двух страницах введения, где он говорит о мазохизме и его отношении к принципу удовольствия. «Необъяснимость» мазохизма не толкает его к созданию теории мазохизма, которая сделала бы мазохизм понятным, как он поступал ранее (теория со-возбуждения). Напротив, эта «необъяснимость», или парадокс мазохизма, принимается как таковой и становится отправной точкой для изменений в самой теории психоанализа (в первую очередь в теории принципа удовольствия), которую упрекают в том, что она делает необъяснимым клиническое явление, то есть не способна интегрировать это явление в свою суть. Таким образом, лишь в 1924 году, в году появления статьи «Экономическая проблема мазохизма», мазохизм как клинический факт впервые принят однозначно в своей оригинальной аутентичности и по-настоящему вошел в аналитическую теорию.

2. Теоретические изменения принципа удовольствия; реабилитация возбуждения

Прежде чем модифицировать свою теорию, Фрейд начинает с того, что вновь вспоминает, какой была (за исключением нескольких изолированных сомнений) его теория принципа удовольствия: «Как помнится, мы рассматривали принцип, который управляет всеми психическими процессами как частный принцип тенденции к стабильности, по Фехнеру, и, таким образом, приписывали психическому аппарату намерение свести к нулю поступающую к нему сумму возбуждения или, по крайней мере, удерживать ее на возможно низком уровне. Барбара Лоу предложила дать этому предполагаемому стремлению название принцип нирваны…» (ibid., p. 287–288; курсив мой. – Б. Р.). Эт от вывод не оправдывает полностью концепцию Фрейда, относящуюся к принципу удовольствия, но радикально ставит вопросы и делает дискуссию более допустимой и ясной. Каким является отношение Фрейда к теории, которую он поддерживает на протяжении четверти века и от которой он полностью не отказывается? «Однако с этим принципом нирваны мы, не испытывая никаких сомнений, отождествили принцип удовольствия-неудовольствия» (ibid., p. 287–288; курсив мой. – Б. Р.). Фрейд размышляет уже следующим образом: «Любое неудовольствие должно было бы совпадать с повышением, а любое удовольствие – с понижением психического напряжения, порождаемого раздражителями» (ibid.). Все происходит таким образом, будто глаза Фрейда открываются на какие-то клинические явления или просто на явления жизни, которые он мог, если можно так сказать, не видеть на протяжении четверти века.

Если к этому добавить: «Сексуальное возбуждение – самый напрашивающийся и яркий пример такого приятного усиления возбуждения» (ibid.), – то все становится еще удивительней: в этом случае речь идет о мыслителе, который сделал сексуальность ядром своей теории и на протяжении четверти века не учитывал того, что сексуальные влечения сопровождаются удовольствием[18]! Фрейд пишет: «Удовольствие и неудовольствие не всегда можно соотнести с увеличением или уменьшением количества, которое мы называем напряжением, вызываемым раздражителями, хотя они, очевидно, во многом связаны с этим моментом. Представляется что они зависят не от этого количественного фактора, а от его характера, который мы можем описать только качественно» (ibid., p. 288; курсив мой. – Б. Р.). Как это обычно происходит у Фрейда, он не заменяет одну теорию другой, а углубляет и расширяет уже существующую. В действительности Фрейд не отрицает – и мы продолжаем это находить в его трудах, написанных после 1924 года, что удовольствие – неудовольствие определяется полностью или частично количеством возбуждения. Но одновременно он допускает наличие состояния повышения напряжения возбуждения, сопровождающееся удовольствием, и ослабление напряженности, вызывающее неудовольствие; следовательно, количественная точка зрения недостаточна, и она дополняется качественным аспектом. Нужно ли видеть в этом финальный отказ от фрейдовского научного взгляда (отказ от эксклюзивности количественного аспекта) и точку окончательной эмансипации психоанализа от прочих методологических экспериментальных наук? Если это так, то можно сказать, что для такого шага нужно было обратиться к вопросу эрогенного мазохизма.

Когда мы выражали свое удивление тем фактом, что Фрейду понадобилось четверть века для того, чтобы понять, что количественная точка зрения недостаточна для того, чтобы определить удовольствие-неудовольствие, мы не ставим вопроса, касающегося Фрейда-человека. Мы считаем, что предпочтительнее и продуктивнее знать, в какой теоретической системе какие-то изменения могут происходить. Ведь Фрейд уже выражал, правда, изолировано, некоторые сомнения по поводу определения принципа удовольствия в зависимости от количества возбуждения. Например, в работе «Метапсихология», где эта теория имела для него лишь гипотетический характер: «Переживание неудовольствия находится в соотношении с повышением уровня возбуждения, а переживание удовольствия – со снижением уровня последнего. Тем не менее мы стараемся удержать высоко недетерминированным характер этой гипотезы, до тех пор пока не раскроем природу отношений между удовольствием-неудовольствием и вариациями количества возбуждений, влияющих на психическую жизнь…» (Freud, 1968b, p. 17; курсив мой. – Б. Р.) Существуют и другие тексты, в которых Фрейд выражает свои сомнения. В статье «Введение в нарциссизм» (1913), когда говорит об ипохондрии, Фрейд спрашивает себя: «Почему подобный застой либидо в Я должен ощущаться как неприятный? Я хотел бы ограничиться