Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире - Ханан Аль-Шейх

Вдруг в мою каморку вошел портной.

– Какой-то старик пришел вернуть тебе веревку и топор: дровосеки узнали их и сказали ему, где тебя найти.

Я затрясся всем телом, и почувствовал, как краска сошла у меня со щек, и огляделся, ища, куда бы скрыться.

– Что с тобой, что случилось? – спросил портной.

Не успел я ответить, как дверь распахнулась, и на пороге появился старик с моей веревкой и топором в руках.

– Не твое ли это? – спросил он.

Он не стал ждать ответа, а схватил меня за пояс и взлетел со мной в самые облака и летел, летел, а ветер хлестал мне в лицо. Я снова оказался в подземном дворце. Любимая моя лежала на полу, словно мертвая, тело ее было залито кровью, а лицо слезами.

Ифрит бросил меня на землю.

– Эй, распутница! – загрохотал он. – Смотри, что я тебе принес! – И он за ногу подтащил меня к ней. – Разве этот человек не твой любовник?

Девушка посмотрела на меня полными слез глазами, и я видел, что она меня ни в чем не винит.

– Я его не знаю, – сказала она. – Никогда его прежде не видела.

– Значит, не из-за него я тебя наказал? – прорычал ифрит.

– Неужели ты хочешь, чтобы я солгала тебе, чтобы ты убил его без причины и без жалости? – прошептала она.

– Если ты и впрямь его не знаешь, то без сожаления отрубишь ему голову.

Он поднял ее на ноги, прикрыл одеждой избитое тело и протянул ей свою саблю. Девушка взяла ее и подошла ко мне. Я смотрел на нее, стараясь дать ей понять, что умоляю простить меня. В ее лице и затуманенных глазах я увидел лишь любовь. Должно быть, мы смотрели друг на друга чересчур долго, ибо ифрит подошел ближе и устремил на нас свой пронзительный взгляд. Я отвернулся, а она отбросила саблю со словами:

– Я не могу отрубить голову человеку, которого не знаю!

– Ага! – зарычал ифрит. – Ты отказываешься! Значит, он и впрямь твой любовник! Вот ты и созналась в своем мерзком преступлении и обмане.

И он обратился ко мне:

– Знаешь ли ты, человеческое отродье, эту женщину?

Я посмотрел на возлюбленную, пытаясь взглядом убедить ее в том, что я ни за что не предам ее, даже если мне придется пожертвовать жизнью.

– Откуда мне ее знать, если я впервые оказался в этом дворце?

– Тогда ты с легкостью отрубишь ей голову, – отвечал беспощадный ифрит. – Ну же, давай! Я освобожу тебя, человек, как только ты убедишь меня в том, что она мне не изменяла.

Я взял саблю и сказал:

– С удовольствием.

Но возлюбленная не поняла мой ответ и взглянула на меня с упреком. «И это плата твоя за любовь?» – говорили ее глаза.

Я посмотрел на нее, страшась, что ифрит разгадает мои мысли, и пытаясь сказать ей взглядом: «Я готов отдать жизнь за тебя».

И я бросил саблю на землю и воскликнул:

– О ифрит! Неужели ты позволишь человеку убить женщину, которая отказалась убить его без веской причины? Каково мне будет жить с таким преступлением на совести? Умоляю тебя: посмотри на нее! Ведь ее душа в любую минуту готова покинуть тело из-за пыток, которым ты подверг ее. Почему ты не оставишь ее в покое?

Но мои слова только разозлили ифрита.

– Я так и знал! – завопил он. – Вы оба против меня! Вы оба оскорбляете мой ум и могущество, нарочно разжигаете мою ревность!

И он выхватил саблю и отрубил девушке руку, а затем отсек и другую.

Возлюбленная успела сказать мне «прощай», прежде чем он ударил ее по голове, и она захлебнулась собственной кровью. Я лишился чувств, а когда пришел в себя, то встал на ноги, готовый драться с ифритом, и возопил: «Давай же, убей меня! Избавь меня от этого страдания раз и навсегда».

Но ифрит сказал:

– Нет, о человек, я не убью тебя, потому что не уверен, что она обманула меня именно с тобой. Покажи мне свои руки!

Он схватил меня за руки, склонил голову набок и внимательно осмотрел их. Сердце мое затрепетало – вдруг демон способен прочесть правду по линиям на моих ладонях? Но ифрит лишь пробормотал голосом, от которого задрожали стены:

– Но ведь эти руки загрубели, потрескались и покрыты мозолями, они знают лишь труд пахаря, кузнеца, строителя или дровосека.

Услышав последнее слово, я попытался обуздать дрожь в руках, чтобы они меня не выдали.

– Я уверен, что топор и веревка твои, – проворчал он.

Я уже летел стремглав в бурное море смерти, когда он выловил меня оттуда, продолжив:

– Но как может дровосек быть каллиграфом? Где ему взять длинные, гибкие пальцы?

Он отпустил мои руки и вынул из-за пояса листок бумаги, на котором я написал «Благодарение Аллаху» для моей любимой.

– Держи. – Ифрит сунул листок мне в руки.

Я схватил листок и поднес к глазам, перевернув вверх ногами. Лицо ифрита потемнело от гнева и ярости. Он перевернул бумагу и приказал:

– Читай! Если сможешь прочесть, пощажу тебя.

– Но это же рисунок, а не письмо, – отвечал я.

Он испустил долгий, громкий вздох досады и замешательства. Я увидел призрачную возможность спасения.

– Отпусти меня! – стал я умолять ифрита. – Поверь, я никогда не видел твою возлюбленную до сего дня.

– Может, она обманула меня и не с тобой, – отвечал ифрит, – но и невредимым отпустить тебя я не могу.

Он бросил лист бумаги на землю и стал его топтать, внимательно следя за мной: не выдам ли я грусти или сожаления. Я понял: он знает, что написавший эти слова сделал это с великим желанием и страстью к своей возлюбленной. Казалось, он топчет мое сердце, но я сделал вид, что только смущен и озадачен.

И тут ифрит выпрямился и спросил:

– А может быть, ты дровосек-каллиграф? Что мне сделать, выколоть тебе глаз или отрезать руку?

Я снова стал умолять о пощаде и сказал ему, что зарабатываю на жизнь обмыванием покойников.

Но демон принес перо и нож и прошипел мне прямо в лицо:

– Я выколю тебе глаз, чтобы ты больше не мог писать. Я мог бы предать тебя медленной страшной смерти, но и без глаза ты будешь пугать детей и вселять ужас во взрослых.

– Пожалуйста, поверь мне! – воскликнул я.

– Может, твой глаз и не руководил искусно пишущей рукой, но он видел мою женщину! – ответил он.

Он подошел ко мне с моим пером, я закричал от ужаса, но он не сжалился и выколол мне глаз. Кровь моего сердца и мой мозг полились из глаза вместе со слезами, я испускал страшные крики, и те словно подняли меня на воздух и перенесли обратно в лес.

Я вопил, воздевая руки:

– О, жизнь моя! Зачем я был разлучен с отцом, матерью и родиной, зачем грабители убили моих спутников и верблюдов и все разграбили, зачем я стал дровосеком и сделался причиной смерти единственной женщины, которую любил в своей жизни? И, будто всего этого было мало, ифрит выколол мне глаз!