Месть без права на ошибку - Лариса Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы такой же ворчун, – рассмеялся Сергей. – Ну что у меня может быть особенного? Работа и работа.
– Слышал, ты часто бываешь за границей…
– Далеко не часто. Вы-то как? На пенсии?
– Что ты! Работаю. Там же, в школе. Трясусь от страха, что выгонят. Знаешь, не мыслю себя без школы. Многое мне не нравится, но уйти – значит обречь себя на пустоту.
Старость. Нет в ней ничего хорошего. Кости, обтянутые сморщенной кожей, землистый цвет, ухо с торчащими волосками (наверное, потому и говорят – мхом порос), руки с коричневыми пятнами и сильно вздутыми жилами.
– Женат? – спросил учитель, Сергей отрицательно качнул головой. – Зря. В жизни есть по-настоящему одна радость: семья, а внуки – счастье. Помнишь, каким ты был паршивым мальчишкой, а?
Сергей засмеялся. Степан Андреевич единственный, кому он рад за последнее время. Доставалось же Сергею от учителя, которого интересовали знания учеников, а не их родители и подарки.
– Я до сих пор помню все даты по вашей системе.
– Приятно слышать, – оживился тот. – Написал я, Сережа, работу, нечто вроде пособия по хронологии. По моей системе даты запоминаются легко, а исторические события укладываются в закономерную цепочку и остаются в памяти на долгие годы. Зная историю, человек легче ориентируется в современных событиях. Оказалось, никому не нужно. Не та история у меня. А! – махнул он безнадежно рукой.
– Не огорчайтесь. Мы с вами не можем переделать мир.
– Заблуждаешься, Сережа. Можем. Каждый на своем месте.
Из уст старого учителя сказанные слова звучали очень просто, да и жить для него именно так – тоже просто. Сергей позавидовал ему. Старик не испытывал потребности сменить старомодный с засаленным воротником плащ на костюм за тысячу баксов. Ему достаточно жареной картошки с чайком – он будет сыт, а Сергею нужна водка астрономической стоимости да бутерброд с икрой на закуску. Он всю жизнь проходил пешком, считая прогулки на свежем воздухе полезным занятием, Сергей меняет личный транспорт как перчатки, не испытывая при этом радости.
– И один в поле воин, Сережа…
«– Олег умер.
– Что?! Не может быть! Как?
– Ты один?
– Нет. Как это произошло?
– Самоубийство. Приезжай, срочно приезжай! Слышишь?»
– …найти предназначение, дело, которое можешь сделать только ты, но обязательно с любовью…
«Бедный отец, – думал Сергей. – Этот козел не мог выбрать другое место и время. На охоте первых людей – суицид. Неблагодарная свинья!»
– Вы, Степан Андреевич, идеалист.
– Ошибаешься. Все, кто слепо следует идее, люди недалекие…
«– Куда ты? – спросила Ирина, проснувшись и глядя на торопливо одевающегося Сергея.
– Срочно надо к отцу. С Олегом неладное.
– Вернешься скоро? – Ира вновь закрыла сонные глаза.
– Не знаю. Ты тут отдыхай, а я поехал».
– …как правило, не выносят другой точки зрения, что делает их ограниченными. Сколько наломали дров на поприще борьбы за идею? А сколько перечеркнуто жизней во имя идей, не стоящих и гроша? Нет, я не идеалист, я всего лишь хочу, чтобы человечество помнило, что существует на протяжении тысячелетий, люди выработали правила, называемые культурой, этим правилам должно, необходимо следовать, иначе обратный процесс приведет к динозаврам.
– Вы, Степан Андреевич, не просто историк, вы философ.
– Иронизируешь.
– Восхищаюсь. – Сергей сказал правду.
– В восемьдесят три (Сергей присвистнул) можно и пофилософствовать. Да, стар стал, болтлив. Знаешь, меня в школе всем гостям и комиссиям показывают как реликтовую форму народного образования. Я не возражаю, даже горжусь, что сохранил ясность ума и бодрость духа. Мы приехали.
Сергей помог донести его поклажу на третий этаж. Не хотелось расставаться с бывшим учителем, не хотелось ехать к отцу. Подробности смерти Олега пугали, потому и дал крюк, лишь бы оттянуть время.
– Зайдешь? – предложил старик. – У меня ничего такого нет, но чай и жареную картошку (как точно угадал Сергей) могу предложить в неограниченном количестве. Живу я один.
– Спасибо, не могу. Рад был встрече.
– Постой, Сережа. Помнишь Наташу Резцову? Ты с ней дружил…
– Конечно, помню. Иногда вижусь с ней.
– Похоронили. Ее убили. Страшная смерть – ножом по горлу. Говорят, в городе маньяк орудует. Молодая, красивая… не надо было ей работать в варьете. Говорят, наркотиками увлекалась.
– Я не знал… – обомлел Сергей. – Когда это случилось?
– Дней десять назад, кажется, точно не знаю.
– Я… я очень сожалею…
– Да, несправедливо. К динозаврам катимся. Ну, до свиданья. Заходи.
Сергей медленно спускался по лестнице, держась за перила, ноги не слушались. Наташка… На протяжении многих лет она была ему другом, но вспоминал о ней Сергей в моменты депрессии. Она являлась теми ушами, в которые можно влить горечь, обиду, негодование, не стесняясь в выражениях. Умела слушать. Брала папироску с травкой, курила, потом одной фразой успокаивала, с ней он становился самим собой, и она принимала его таким, не требуя большего. Наташка…
Дверь открыла мать Сергея – миловидная, энергичная женщина, выглядевшая моложе своих лет. Преданная семье, она не забывала о себе, любила хорошо одеться, сделать прическу и маникюр, неплохо водила машину, и… сама чистила кастрюли, мыла полы и делала всю каторжную работу по дому, не признавая домработниц. Павел Сергеевич любил и уважал ее, считался с мнением жены, прислушивался к советам. Поцеловав сына, Надежда Михайловна запричитала:
– Какое несчастье с Олегом! Милый, жизнерадостный человек, и вдруг… Проходи в зал (залом она называла гостиную, что являлось пережитком деревенского воспитания), тебя ждет папа и Василий Алексеевич.
Оба сидели в мягких креслах расслабленные, на небольшом столике стояла еда, приготовленная наскоро, пахло кофе.
– Долго же ты добирался, – упрекнул отец, не глядя в сторону сына.
– Так получилось.
– Ну, садись, садись.
Кагалин – друг отца с детских лет, почти родственник, так как крепкая дружба на протяжении сорока пяти лет перерастает в более сильное качество. Он с напряженным вниманием изучал Сергея, покусывая усы. Что-то нехорошее веяло от них. Сергей молча сел на край дивана, переводя взгляд с одного на другого, немая сцена надоела:
– Ну? И что вы молчите?
– Олега убили. – Отец захрустел фалангами пальцев.
– Как?! Ты же сказал, он сам…
– Нет, не сам. Его убили. – Отец тер небритый подбородок и вдруг взорвался: – А что я должен был сказать? По телефону! У тебя же кто-то был! Да, убит, убит…