Секс. От нейробиологии либидо до виртуального порно. Научно-популярный гид - Елена Фоер

А вот эволюционисты, наблюдая за нашими «родственниками», бабуинами и гориллами, сделали ставки на полигинию, активно практикуемую представителями этих видов. Полигиния – это «урезанный вариант» полигамии, когда на одного самца приходится несколько самок. Версию с полигинией поддерживают и антропологи. Американский антрополог Джордж Мердок, изучив семейные обычаи 1157 разных обществ людей, выяснил, что полигинию массово практикуют в 982 из них (безусловно, современная западная культура попадает в оставшиеся 175)[111]. Правда, сравнивать количество обществ с разными типами семьи не вполне корректно, потому что на тип семьи в том числе влияет и тип хозяйства. Чтобы понять, как отношения выглядели в прошлом, логичнее смотреть на современные племена охотников и собирателей. А их осталось немного.

Дело Мердока продолжил эволюционный биолог Майкл Хаммер. Он нашел способ с помощью генетики выяснить, каково в среднем было соотношение мужчин и женщин в «семье». Говоря более точным языком, Хаммер с коллегами хотели сопоставить процент мужчин и процент женщин, которым удалось передать свои гены.

У женщин две X-хромосомы, и одну из них они всегда передают или сыну, или дочери. Мужчины, с другой стороны, передают или Y-хромосому сыну, или X-хромосому дочери. При этом и мужчины, и женщины передают детям одинаковое число аутосом (так называют множество всех неполовых хромосом). Это означает, что, сопоставляя генетические различия между X-хромосомами и аутосомами, можно сравнить размер популяции мужчин, которым удалось успешно передать свои гены, с аналогичной популяцией женщин. Если соотношение сумевших размножиться мужчин и женщин примерно 1:1, это значит, что отношения между людьми могли быть ближе к моногамным. Но если на каждого оставившего потомство мужчину приходится две-три оставивших потомство женщины, это аргумент в пользу полигинии.

Команда Майкла Хаммера проанализировала хромосомы в шести разных сообществах: среди французских басков, островитян-меланезийцев из Папуа – Новой Гвинеи, охотников и собирателей племени биака из Центрально-Африканской Республики, жителей деревни Манденка из Сенегала, охотников-собирателей сан из Намибии и представителей китайской этнической группы хан.

Исследователи обнаружили куда большее разнообразие X-хромосом, чем стоило ожидать, если бы моногамия была стандартной практикой. Соотношение мужчин и женщин указывает на полигинию, хоть она и отличалась у разных народов (у намибийцев соотношение 2,4:1, а вот у басков – 8,7:1). Данные, полученные Хаммером и его командой, свидетельствуют в пользу того, что полигиния была наиболее распространенной системой организации сексуальных отношений как минимум около 10 000 лет до н. э. Хотя к такому результату могла привести не только полигиния, но и патрилокальность (тип семейного уклада, при котором юноши остаются жить в родном племени, а девушки выходят замуж в чужие племена). В этом случае мужчины одного племени оказываются родственниками по мужской линии, несут одинаковые Y-хромосомы и в таком генетическом анализе неотличимы от одного владельца гарема. Впрочем, этим аргументы против моногамии не исчерпываются.

Другую версию предложила приматолог Сара Блаффер Хрди, одна из ведущих специалистов по полигинии у приматов. Современные бонобо и шимпанзе – наши самые близкие родственники, – как правило, живут в группах с соотношением самцов к самкам один к двум или один к четырем. Хаммер с коллегами назвали бы их «умеренно полигинными». Однако это не «семейные союзы» из нескольких самок и самца, потому что и самцы, и самки спариваются с разными партнерами. Разумеется, выбор делается не случайно. Соотношение самцов и самок у шимпанзе и бонобо выглядит так же, как у древних людей, потому что самки, как и женщины из обществ охотников и собирателей, предпочитают спариваться с высокостатусными самцами на пике своей овуляции. Они также спариваются с другими самцами в другие периоды цикла (скорее всего, самки сознательно запутывают самцов, чтобы никто не знал, где чьи дети, и не устраивал инфантицид), но так как вероятность беременности значительно снижается, менее статусные самцы реже оставляют потомство и передают свои гены. Хрди предполагает, что наши предки жили примерно по тем же принципам, поэтому, скорее всего, стоит говорить не о полигинии (несколько женщин у одного мужчины), а о полигамии (и у мужчин, и у женщин по несколько партнеров).

Есть и другие косвенные свидетельства в пользу полигамии. Некоторые особенности мужского тела говорят о так называемой «конкуренции спермы» (или «спер-мовых войнах», как это называют некоторые ученые), принятой у наших далеких предков. Если сперма двоих и более самцов оказывалась в репродуктивном тракте женщины в одно и то же время, побеждало потомство самца с более мощной эякуляцией, высокой концентрацией и подвижностью сперматозоидов, а поскольку в условиях полигамии такие ситуации должны были происходить довольно часто, мужской организм со временем к этому адаптировался. В пользу этой гипотезы говорит, например, то, что яички у мужчин гораздо больше (относительно общей массы тела), чем у любых моногамных приматов (хотя и меньше, чем у полигамных). Для сравнения: у орангутана – 0,018 % массы тела, у гориллы – 0,048 %, у самца человека – 0,079 %. А вот у сексуально раскрепощенных шимпанзе – 0,269 %. Правда, надо учитывать, что гиббоны и гориллы не очень сексуально активны (2–3 спаривания в месяц), а люди и в моногамных отношениях имеют секс чаще и спермы требуется больше.

За счет расположения мужских яичек снаружи тела, в них постоянно поддерживается температура ниже, чем во внутренних органах, что способствует регулярной выработке большого числа сперматозоидов и делает их более подвижными. В общем, природа сделала многое для того, чтобы сперма любого самца Homo sapiens всегда оставалась конкурентоспособной, хотя сидячий образ жизни, теплая одежда и облегающее белье вносят некоторые коррективы в этот прекрасный замысел. Голландский исследователь Эрвин Компанье выдвинул гипотезу, согласно которой всем мужчинам для поддержания здоровья стоило бы брать пример с шотландцев и носить килты (к тому же это психологически комфортно и нравится девушкам!). Для ее подтверждения ученый предложил обзор научных публикаций о связи между одеждой и мужским репродуктивным здоровьем[112]. Несмотря на то что несколько исследований действительно указывают на прямую связь между тесной одеждой и бельем и более низким качеством спермы, сейчас положение дел у шотландских мужчин не сильно отличается от среднеевропейского. Но Компанье считает, что это закономерная расплата за переход к презренным брюкам и джинсам, и, если бы шотландцы по-прежнему надевали килты не только по праздникам, они уже были бы впереди планеты всей. Кстати, если вас интересует, носят ли гордые горцы что-нибудь под килтом, Компанье и это выяснил – 70 % по-прежнему говорят трусам «нет».

Но вернемся к мужской анатомии. У самца Homo sapiens наиболее длинный пенис из всех приматов (в абсолютном выражении, а что касается соотношения с массой тела, мы по параметрам близки к шимпанзе), а также не очень удобная склонность достигать оргазма еще до того, как женщина как следует возбудится. Стремление кончить быстрее и проникнуть глубже косвенно свидетельствует в пользу конкуренции. Еще один аргумент сторонников гипотезы «спермовых войн» – американское исследование 1994 года, в ходе которого ученые просили гетеросексуальные пары разлучаться на какое-то время и сравнивали состав мужского эякулята в режиме совместного и раздельного времяпрепровождения[113]. Выяснилось, что когда пары проводили вместе 100 % времени, сперма за одно семяизвержение содержала 389 млн сперматозоидов. А когда мужчина видел свою женщину лишь 5 % времени, количество сперматозоидов возрастало почти вдвое – до 712 млн, как будто организм предполагал, что свободное время партнерша могла провести с другим мужчиной, с которым теперь надо соревноваться.