Белые пешки - Екатерина Звонцова

Дэн вздохнул. Ася не знала о дрожащих объятиях тети Наташи. Как и о том, что у нее, по словам мамы, дочка умерла в восемь лет. Поехала в лагерь на море – и утонула.

– Она хорошая, – сказал он. – Просто другая. И она вас, кажется, тоже любит.

Ася потупилась. Ей это шло: опущенные ресницы, склоненная голова, румянец. Тоже просилось опять на бумагу, особенно рядом с резкими, отталкивающими чертами Марти. Поняв, что слишком пялится, Дэн торопливо уставился на свои кроссовки. Дурак…

– Она считает, – вдруг горячо заговорила Ася и почти силой сунула скетчбук обратно ему в руки, – что мы должны быть жутко сильными. Вопреки всему. Идти вперед, как эти все пионеры и комсомольцы из «Завтра…», все быстро позади оставлять. Девочки-амазонки, мальчики-паладины, даже если…

Она замолчала, споткнувшись о какие-то слова. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями, но, видимо, она с ними не собралась. Сказала только:

– Она вела у нас с пятого класса. Лорку знала, Лорка рассказы писала…

Дэн понимал: Ася просто хочет выговориться. Наверное, ей все равно, что прозвучит в ответ, и лучше промолчать. Возможно, Ася говорила за весь класс, как самая чувствительная. Пусть так.

– На похоронах она была. – Голос дрогнул. – У нее такая шляпка – с вуалью. Я стояла рядом, видела, она плакала. Но потом она… с сочинением этим… – Она резко встала и даже топнула ногой. – Такая жестокая! Зачем так?

Да, отвечать было бессмысленно. Есть вещи, которые лучше просто пережить, как грозу или шторм, и сохранить в себе, но осмыслить позже. Что-то подсказывало Дэну, что Марти не так далека от правды. Что с этой погибшей девочкой дело не только в скорби по человеку, еще недавно сидевшему за соседней партой, но и в шестом коне.

– Прости! – Ася точно очнулась. – Загрузила тебя, да? Зря я. Я вообще-то к тебе поднялась, чтобы вытащить, боялась, ну, вдруг тебя поймают… А сама ною.

Как она заблуждалась! Это не было нытьем. А сердце от бесхитростного «Я к тебе поднялась» потеплело так, что и до щек жар добрался. Нет, сейчас ничего дурацкого, влюбленного. Просто по-человечески стало хорошо. Как когда Марти в день знакомства, после четвертого урока, вдруг сунула ему в руку тот самый, явно у кого-то стащенный бутерброд и грубовато спросила: «Не жрал небось сегодня?» Или когда ее приятель Макс на первой физре, видя, что у Дэна нет пары, чтобы перекидываться баскетбольным мячом, сам встал с ним, а Асе сказал: «Ты, зай, в стенку покидаешь немного, хорошо?»

– Не переживай, – он улыбнулся. – Заканчиваю скоро. Проводить тебя?

Очень хотелось услышать «да», но Ася помотала головой.

– Не надо, спасибо. Я Макса жду вообще. У него баскет.

– А-а-а… – Призрачное тепло схлынуло, а Ася как ни в чем не бывало продолжила:

– Потом мы на дачу, ну, шашлыки, последние груши на деревьях…

– Осенняя красота. – Новая улыбка вышла натянутой.

– Осеннее обжорство! – Ася этого не поняла, засмеялась и мило сморщила нос.

– Ну кому что. – Дэн все не сводил с нее глаз. Не мог. – Ладно… привет ему.

Ася глянула на маленькие часики-жучка на цепочке. Дэн вспомнил, как грустно она стояла в уголке и кидала мяч в стенку, пока Макс Гордеев не давал ему, Дэну, чувствовать себя совсем ущербным лохом. И устыдился.

– Да, передам. – Ася поправила хвостики. – Пора, ладно. Удачи, Данила!

В этот раз он все сделал, чтобы она тоже почувствовала тепло его слов.

– Спасибо. И тебе удачных…

– Обжорств?.. – хихикнула Ася.

– Красот! – рассмеялся Дэн.

Она побежала к люку, а Дэн еще долго слышал ее звонкий удаляющийся смех. Ничего не мог поделать, было досадно, что она уходит, уже думая о своем, и что ее не нужно провожать. Дэн закрыл скетчбук: больше не рисовалось. Да и становилось прохладно.

Он встал и опять глянул на теряющий краски город. Хлопнула школьная дверь, вскоре из ворот вышли Ася с Максом. Он поцеловал ее в нос и накинул ей на плечи куртку. Ася крепко обняла его; они двинулись по улице, счастливо растворенные друг в друге. По пути они спугнули хромого ворона. Тот отпрыгнул, разразившись карканьем.

Карканьем, похожим на голос Марти.

* * *

…Птица тяжело взлетела, села на провода и внимательно, по-человечески уставилась на Дэна. Но едва ли тот обратил на это внимание: он сейчас видел лишь размытую полоску фонарей и светлые развевающиеся волосы Аси.

26.05.2006. Кирилл Романов

Честно, я испытал экзистенциальный ужас, услышав все это: про дупло, капсулу и тем более, простите, этрусков, пришельцев, храмы – в общем, нетленность нашей графомании. Мое мнение глубоко непопулярно, но вот оно: пытаясь создать что-то такое нетленное, до фига важное, люди и плодят мусор. Вечные вещи – немного про другое, поэтому я, подумав и поняв, что Макса все же (пусть и довольно неуклюже) люблю, решил относиться ко всей этой задумке с дневником попроще, примерно так…

«Окей, мне для выработки неразборчивого врачебного почерка тоже нужно где-то тренироваться».

Начну с того же, с чего Марти (окей, признаюсь, я тоже жулик-засранец, который счел необходимым прочесть предыдущие записи). Обо мне тоже ходит по миру много разных историй. Я их коллекционирую. Бойтесь, ребята, самые ценные экспонаты могут оказаться правдивыми. А могут и нет.

Есть, например, вот та, что я гей и тайно хочу сменить пол.

Или та, что Его Честь (то есть мой отец) чуть не забрал меня из института, узнав, что я с парой приятелей пытаюсь повторить эксперименты Демихова, то есть сделать из двух живых собак одного двухголового пса. Или две еще школьные байки: в одной я синтезировал забористую дурь в кабинете химии и распылил на дискотеке, из-за чего все стали изображать зомби и кусать друг друга, а в другой, вместо того чтоб решить проблему травли словами, а не кулаками, поймал кого-то из обидчиков, приковал в туалете к батарее и пригрозил отыметь ручкой от швабры.

Конечно же, я не буду их рассказывать, потому что это дичь. Как минимум в том туалете не было швабры, ее держали в подсобке, от которой у меня не было ключа. И вообще насилие, тем более ректальное, – не метод. Но я увлекся.

Моя любимая история безобиднее. Она про то, что Марти, вот та самая Марти, которая одним гадает на жениха, а других кормит колбасой, – моя невеста. Насколько она правдива… думаю, только потомки и