Белые пешки - Екатерина Звонцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А-а-а! Лорка, поздравляю!
– Что бы тебе подарить… – Марти посмотрела Лоре в глаза, беззаботные, счастливые. «Горя я много увидела, Маришка, горя. Но, может, это меня прошлое их сбивает, у них же родные в лагерях умирали, а такое не стирается. Свадьбу я нагадала. И внуков ранних. Вот. А про горе промолчала, непонятное оно, черное и мутное. Может, и не случится. Попросила только внимательно следить за проводкой и газом».
– Главное, приходи. – Лора улыбнулась в ответ. Марти поборола порыв взять ее за руку и вглядеться в ладонь. – Весь класс хочу, мы ведь семья, да? И мальчишек! Позовете мальчишек?
Оберег. Нужно подарить ей оберег. Какой-нибудь камешек заговоренный.
– Позовем, Лор. Постараемся. А хочешь, папа… папа вам еду со скидкой продаст для свадебного стола? Под ним же рынок уже весь, у нас там и кошерный ларечек есть.
Это ответила Алинка Остапова. Она, нежа красивое лицо на солнце, тоже улыбалась. Сильно выросла за последний год, привычным осталось только то, как поглаживала толстую, длинную пшеничную косу. Лора подскочила к ней и… чмокнула в щеку. Алина не поморщилась, а хихикнула и обняла ее в ответ.
– Скоро перекрашусь обратно в рыжий, – сказала Лорка, подкрутив свой черный локон. – Хочу быть настоящей. Снова. Собой. Здорово быть собой…
«Здорово быть собой». Марти тихо повторила это про себя. Компания свернула во дворы и притормозила у выкрашенной в канареечно-желтый многоэтажки; Лора и Нора побежали к подъезду. Нора скрылась первая, а Лорка, прежде чем последовать за сестрой, обернулась и помахала рукой:
– До понедельника, девочки!
Солнце играло в ее густых волосах. В субботу эти волосы превратились в угольки.
Ее труп в гробу закрыли черным брезентом: лицо не уцелело. Никто так и не узнал, почему тот дом сгорел, но он сгорел весь. Обугленная желтая канарейка… полная мертвецов. Какое-то проклятье, правда, из всей семьи только Нора и выжила: ночевала у друзей. А мы… да крыши у нас поехали, что еще скажешь? Мы все были на похоронах, все принесли цветы и почти все поцеловали Лорку – ее скелет – сквозь этот брезент. А потом мы стали дружить. Ну, почти дружить. Прекратили оскорблять и стебать друг друга. Курить теперь бегали вместе, табуном. И… яблоки. Мы вспомнили те яблоки, они как раз созрели и начали падать.
Когда мы из церкви вышли, один наш парень, Дрейк, все ходил туда-сюда и повторял: «Я буду верить, что она просто улетела. На Бали. Пьет там коктейли и катается на серфе». Мы все кивали. Уверена, многие думали о том, что Лорка на Бали никогда не хотела, она хотела только в Иерусалим – все время шутила, что разбудит свою внутреннюю еврейку и отправится туда, потому что слышит зов. И Руслана увезет.
Я не знаю, куда все мы попадаем после смерти, даже мама не знает. Может, каждого вообще ждет какое-то свое место. И может, все наши прижизненные странствия – из садика в школу, из школы в институт, из института на работу, а оттуда в какое-нибудь страшное место, например на войну, – это только репетиции последнего путешествия.
Я жду свою. Мы все ждем. Скорее бы школа кончилась.
20.05.2006. Данила Ленский
Не знаю, как мне-то начать. Может, с того, что я тут лишний? Немного лишний, что ни говори. В школе. И даже в городе.
Нет, Москву я люблю. Полюбил еще в детстве, когда родители брали меня на работу в театр, полюбил со всеми пробками, взрывающим голову шумом и какими-то особенно грязными, наглыми воробьями. С яркой листвой и Кремлем. С недовольными лицами автобусных обитателей, просящимися на карикатуры. Наверное… я бы хотел тут жить. Когда-нибудь. Но зачастил сюда я только потому, что год назад решил сблизить нужные мне точки, прочертить линию между учебой, курсами и работой. Самый простой способ был сменить класс.
Школу свою я все равно не любил, с детства слыл там блаженненьким («Да че ты, Даник, все художники – педики! И батя твой – педик, а ты вообще откуда тогда взялся?»). Привязываться к новой не собирался, на старости школьных лет не заводят неземную дружбу. Старшие классы – время сплотившихся стаек, куда тебе вход уже воспрещен. Особенно если ты «педик», «блаженный» и «лимита». Я знал это и потому не переживал. Такой он – путь джедая.
Вряд ли первый понедельник в новой школе мог начаться хуже: Дэн проспал, опоздал на электричку, приехал после звонка и только тут обнаружил пятна краски на джинсах. Красные, на коленях, – будто он кого-то убил, а потом еще поползал по окровавленному трупу. Ожидаемо охранник не захотел пускать его – горой преградил путь на лестницу и собрался читать нотацию. Даже начал: раздулся как бульдог, ткнул под нос часы.
– Ну и где мы были?
Дэн всмотрелся в пухлое, вроде доброе веснушчатое лицо. Извинился, неловко забормотал про электричку, но вскоре потерялся в словах и по-детски уступил:
– Я больше не буду. Правда. Я никогда не опаздываю.
– Все вы так говорите, – начал напирать охранник, почуяв слабину и уперев руки в бока. – Говорите, а потом лохматые являетесь, в непотребном виде, вот ты…
– Это краска, не кровь! – сглупил Дэн, и маленькие из-за пухлых щек глаза стали еще меньше:
– Кр-ровь? – Охранник будто услышал только последнее слово. Оглядел запачканную джинсовую ткань и спохватился: – Та-ак, может, мне вообще милицию…
Дэн скрипнул зубами, затравленно осмотрелся – и опять наткнулся на этот бульдожий взгляд. Он не любил спорить, не умел, как говорила мама, «качать права», а потому просто старался все всегда делать правильно. А еще он прекрасно видел, что опаздывает все больше. Как бы вообще не пропустить первый урок…
– Ну пропустите, пожалуйста, у меня контрольная! – попробовал он снова.
– У кого? – «Бульдожий» настрой только усилился, а Дэн, вот досада, от волнения забыл имя учительницы.
– У… – оставалось только назвать кого-то наугад, в надежде, что выгорит, но, к счастью, тут ему пришли на помощь, да так, что он подпрыгнул. Охранник тоже.
– Отста-авить! – прогремело на весь вестибюль, сочно и басисто. – Беспреде-е-ел!
К лестнице подошел высокий мужчина лет пятидесяти, в защитной рубашке. Она напоминала скорее гимнастерку: с большими карманами, широким поясом, только портупеи не хватало. Тяжелой была и обувь, явно не сменка. Солидные боевые берцы.
– Человек рвется к знаниям, зачем задерживать? – уже тише изрек мужчина с важным
