У судьбы две руки - Наталья Калинина

Вернулась она домой затемно — успокоенная и уставшая. Но едва Алина увидела ссутуленную фигуру сидевшего на лавочке у подъезда мужчины, как сердце сделало предательский кульбит, сводя на нет таким трудом достигнутое душевное равновесие. Девушка невольно замедлила шаг, а затем наоборот, прибавила, стараясь без задержки проскочить мимо поджидавшего ее Саши.

— Алина, — окликнул он ее, поднимаясь навстречу. Его вдруг сильно шатнуло, и Алина в изумлении затормозила. Саша пьян? Она никогда не видела его в таком состоянии и не думала, что он может злоупотреблять алкоголем. Саша тем временем остановился перед ней, загородив проход к подъезду. И после затянувшейся паузы его вдруг прорвало: горячим шепотом он просил у нее прощения, молил понять его и раскаивался в ошибке. Алина слушала молча, но, когда Саша попытался неловко встать перед ней на колени, аккуратно обогнула его, словно опасное препятствие. Саша не стал ее задерживать. Когда Алина уже набирала код замка, он крикнул с отчаянием ей в спину:

— Она беременная! Если бы не это! Я же тебя люблю!

Алина аккуратно прикрыла за собой дверь, хоть ей хотелось шарахнуть ею изо всех сил, а затем побежала по лестнице на свой этаж — быстро, спотыкаясь и задыхаясь, словно опасаясь погони. «Если бы не это… Если бы она не была беременной», — стучало в висках вместе с кровью, сводя с ума. Дома Алина швырнула сумочку прямо на пол и, не снимая верхней одежды, направилась в комнату, достала из ящика стола заготовку и краски. С секунду она еще поколебалась, а затем обмакнула кисточку в красную краску.

В тот раз она рисовала не боль, а смерть. Избавляла не от болезни, а призывала гибель, кладя неаккуратно, размашисто и уродливо мазок за мазком. Втыкала кисточку в матрешкин живот с такой ненавистью, будто вонзала нож, расплющивая ворс и оставляя на дереве похожие на кровавые раны ляпки. Затем исступленно черкала черным, изображая пустоту, и остановилась лишь тогда, когда вся матрешка в несколько слоев покрылась черными и красными кляксами. Алина посмотрела на свои испачканные красным, будто кровью, руки, а затем зарыдала. Опомнившись, она бросилась оттирать еще не высохшую краску — вначале салфетками, затем растворителем, но оттереть дерево до девственной белизны ей так и не удалось.

Уснула Алина уже под утро, забывшись черным, без образов и мыслей, сном. А днем в офис прилетело известие о том, что у Сашиной начальницы ночью случился выкидыш. Таисию срочно отвезли в больницу, где и прооперировали. Офисные кумушки вздыхали и сочувствовали. Алина в тот день отпросилась с работы, поехала к больнице, в которую увезли Таисию, и просидела на лавочке в больничном сквере до ночи. Проступок выжег ее, оставив вместо былых чувств пожарище.

В тот день, когда побледневшая, исхудавшая после болезни Таисия вернулась в офис, Алина написала заявление об уходе. Никто не стал задерживать девушку, словно о ее преступлении было известно всем.

Она долго не могла прийти в себя. Не начинала поисков новой работы, но и находиться дома тоже было невыносимо. Матрешки, краски и кисточки Алина вынесла на помойку еще раньше, поклявшись себе больше не «лечить» и не просто рисовать. Та черная сила, которая, оказывается, соседствовала в ней со светлой, не только приводила ее в ужас, но и вызывала ненависть к самой себе. Выбрав уединение и вступив на путь самоистязания, Алина медленно, но верно приближалась к гибели. И кто знал, как бы все повернулось, если бы не попавшееся на глаза объявление о сдаче дома у моря…

— Замерзнешь и простынешь, — услышала она за спиной тихий голос Евгения. Алина не удивилась, а даже обрадовалась, словно ожидала, что он придет и спасет ее от одиночества и удручающих воспоминаний. Евгений легонько коснулся ее плеч, но тут же отдернул ладони, будто обжегшись.

— Прости.

Алина оглянулась и встретилась с мужчиной взглядом.

— Я опять облажался, — удрученно пробормотал он. — Слишком поторопился. Я не хочу на тебя давить. Просто ты… мне слишком нравишься.

— Тш-ш, — перебила его Алина, прикладывая палец к своим губам.

— Да, я опять не то говорю. Какая неловкость! Только все порчу сегодня. Будет ли у меня еще возможность реабилитироваться?

— Будет, — улыбнулась Алина, потому что он так смешно всплеснул руками, выражая отчаяние. — Только давай сейчас вернемся домой. Слишком поздно.

— Да, конечно, — ухватился за предложение, спасающее его от окончательного падения, Евгений.

Они вернулись в зал. Мужчина расплатился, а затем проводил Алину к машине.

В какой-то момент, когда они прощались возле ее дома, Евгений вдруг шагнул к ней и взял ее лицо в ладони. Сердце Алины учащенно забилось в ожидании поцелуя, но в то же время она чуть отступила назад.

— Спокойной ночи, — прошептал мужчина. И неохотно выпустил ее заалевшее лицо из ладоней.

Он ушел. И только возле машины оглянулся и коротко махнул Алине рукой. Она слабо улыбнулась, не зная, разглядит ли он в потемках ее улыбку. Взревел двигатель, и Алина, провожая взглядом маленький «Фольксваген», тихо вздохнула — то ли с облегчением, то ли с сожалением.

Решение поехать в Гористый было спонтанным и потому рискованным. Двигал Германом вовсе не страх, а понимание того, что процесс запущен и назад хода нет. Чувства, похожие на те, что испытывал сейчас, он переживал в юности на американских горках — в тот момент, когда техник запускал аттракцион и поезд медленно начинал движение. Это уже потом захватывало дух, и мысли в противовес несущемуся поезду замедляли течение, а в «мертвой петле» и вовсе останавливались. Но в те первые секунды, когда гусеница из кабинок неторопливо вползала на первый подъем, чтобы потом ухнуть с высоты и на бешеной скорости пронестись по всем спускам и подъемам, сердце отбивало ритм не хуже каблуков танцовщицы фламенко, кровь пульсировала в висках, а в животе ворочался и бурчал разбуженный адреналином неведомый зверь.

Герман ждал этого момента — когда неведомый «техник» запустит аттракцион, когда ему дадут понять, что игра началась. Но когда это случилось, неожиданно оказалось, что к адреналиновому возбуждению примешиваются сомнения. Может, он просто повзрослел, сменил безбашенность на ответственность, как джинсы с майками — на деловые костюмы. А может, просто понимал, что в отличие от аттракциона здесь еще можно сделать ход назад. Просто рассказать девчонке все, что он знает, и настоять на том, чтобы она уехала.

Только вряд ли это что-то изменит в игре, на место рыжей найдут кого-то другого.

Герман не собирался сегодня встречаться с девицей, лишь желал разведать обстановку. Машину он думал спрятать в укромном месте и пройтись пешком, выбирая темные улицы и стараясь не выдать себя. Сложность заключалась в том, что его походка слишком уж приметна. Трость придется оставить, хоть без нее он чувствовал себя безоружным, и стараться идти ровно, бесшумно и по возможности легко.

Но когда Герман доехал до места, где от шоссе ответвлялась ведущая в поселок дорога, он заметил спускающуюся с горы машину — старую, неказистую, в которой на пассажирском сиденье рядом с водителем сидела Алина. Герман успел проехать дальше по шоссе, чтобы не вызвать у находящихся в машине подозрений, но затем торопливо развернулся и отправился вслед за стареньким «Фольксвагеном». То, что некто отважился на такой нехарактерный для жителей поступок и повез девушку в город, лишь подтверждало, что ситуация начинает стремительно развиваться. И ему снова подумалось о том, что знак у его двери оставила Вика — как предупреждение, чтобы он не дремал. Значит ли это, что она на его стороне? И что в ней осталось что-то от прежней Вики?