Живи и ошибайся - Дмитрий Соловей

С мужиками была та же картина. Пятеро крепких мужчин выполняли роль охраны. На мой взгляд, просто бездельничали и ничем конкретным они не занимались. Далее имелись два конюха, три псаря, три садовника, один кузнец (в селе ещё есть). Ба! Музыкант. Пожилой и седой дядька, оказывается, мог услаждать мой слух игрой на скрипке и том пиано, что стояло в женской половине дома. Были еще камердинер, брадобрей и лакеи в количестве четырёх человек. Этих я видел и запомнил, когда они обслуживали гостей за столом.

Итого сорок три человека обоего пола и разных возрастов. Свободных четверо, остальные дворовые, то есть крепостные крестьяне.

Получается, в поместье много людей работает, все они принадлежат мне, а конкретного дохода не приносят. Выгнать я их не могу. Да и куда они пойдут при условии, что выпишу им вольную? Они привыкли жить в помещичьей усадьбе. Кроме тех обязанностей, что прописал Титов, ничего делать не умеют. Из всей обслуги я только конюхов и кузнеца посчитал полезными. Алексей предложил тех охраннников ещё на конюшне использовать, с остальными будем думать, что делать.

Опять же не всё сразу. Устраивать преобразования не хватало времени.

Только первого мая мы с компаньоном сумели выехать для осмотра владений. Управляющий этим был очень недоволен. Заверял меня, что с недоимками сам разберётся и «не гоже барину» заниматься таким приземлённым делом. Спор и недопонимание у нас возникли, когда я попросил принести всю наличность и отчитаться по деньгам. По словам Дмитрия Николаевича, наличных, оставшихся от дяди, у меня всего семьсот сорок рублей. Мол, потратили много за зиму, пока господин болел.

Спорить и искать недостачу я не стал, просто сказал, что теперь все деньги будут у меня. Алексей под это дело один крепкий сундук снабдил врезным замком, сделав из него своеобразный сейф. Нововведениям управляющий не обрадовался, но спорить сильно не стал, зато от поездки по владению сильно отговаривал.

Пользуясь тем, что я хозяин и вообще главный на своих землях, отмахнулся от его претензий, заверив, что посмотрю две деревеньки и село. Село так вообще близко. С Перовки и начнём. Даже ночевать не останемся, вечером в усадьбу вернёмся. На всякий случай мы взяли аптечку, бинты и малый набор первой помощи. Вдруг кого из крестьян подлечить придётся. Были у нас запасы медикаментов, и не только для себя.

Поп о моём визите в село оказался извещен и отчего-то решил, что я первым делом в церковь пойду. Сходил. Минут на пятнадцать. Потом самым бессовестным образом покинул церковь, сообщив заинтересованным лицам, что дел хватает, а тайну исповеди я позже пройду. Не сегодня и не через неделю.

Снег на полях уже сошёл и не по причине того, что резко тепло стало, а потому, что его немного было. Предыдущее лето тоже не радовало осадками. А весна 1830 года, по словам местных, выдалась холодной. Сажать и сеять начнут позже обычного.

Чем именно будут пахать, я и решил посмотреть. Понятно, что сохой, но у всех ли она имеется в наличии? Алексей ещё в нашем времени изготовил несколько плугов наподобие тех, что здесь называли «плугом Полторацкого». Не всякая коняшка его потянет. И тут нужно смотреть, какая земля и какие лошади у крестьян.

Взятый из усадьбы возница категорично заявил, что мы даже с иноземным транспортом не проедем по полям. Только верхом. А верхом у меня получалось не очень. Несколько уроков от Алексея я получил, но опасался ездить на лошадях даже с нашими седлами, не говоря о здешних.

— Да всё понятно. Поля вдоль притока Самарки на север, — тоже не захотел месить грязь Алексей. — Пахать рано, земля не прогрелась.

— Зря тащили плуг?

— Зато лопаты и тяпки можно раздать тому, кто посмышлёнее.

— И огороды личные осмотреть, — дополнил я.

Про барщину я уже был в курсе. По закону, который не все помещики соблюдали, крестьяне должны работать три дня в неделю на барина, три на себя и в воскресенье иметь выходной. Судя по ухоженности церкви, дома батюшки и прилегающего к нему участка земли, этот служитель находил чем занять крестьян и в воскресенье.

Избы в Перовке были бревенчатые, крытые соломой. Какими-то орясинами и кривоватыми палками были огорожены участки для личных огородов. Это считалось бабьей заботой.

— В Перовке сажают огороды, — подключился Дмитрий Николаевич, желая пояснить ситуации. — В остальных деревнях даже у зажиточных крестьян белой капусты не увидите.

— Отчего так? — не понял я.

Оказывается, крестьяне убеждены, что те, кто выращивает хороший урожай на огородах, умеют ворожить. И ладно бы только это. Поговорка «щи да каша пища наша» не просто так появилась. Управляющий взялся доказывать, что ничего другого, кроме привычных блюд, крестьяне есть не станут. На небольших огородах бабы сажают свеклу, репу, иногда огурцы. То, что продуктами с огорода можно питаться весь год, никто не верит.

— Мало тех огородов для чего-то другого, — подвёл итог Дмитрий Николаевич.

Мы с Алексеем синхронно повернулись к той дороге, по которой приехали. Вела она из усадьбы в село и была примечательна тем, что проходила не среди полей или лесов, а по лугам. Остатки прошлогодней травы демонстрировали, что конкретно на этих угодьях ничего вообще не выращивали.

— Вот и плуг не зря тащили. Сейчас этих с закостенелыми взглядами на продукты питания поставим распахивать землю под огороды, — отреагировал Алексей и стал распрягать тяжеловозов.

Крестьяне не сразу поняли, что тут намечается. Управляющий их просветил. Те стали в ноги кидаться со словами:

— Барин, да где же коровок пасти?

— И для коров запасём корма, — успокаивал я.

Это мы ещё не сказали, что в случае засухи огороды они будут поливать водой из речушки. Какой-то приток Самарки выходил как раз к селу. У крестьян на рыбалку даже оброк имелся.

Пока Алексей развлекал народ вспашкой, я всё же решил походить по домом. Бабы особым любопытством не страдали. Да и молодых девок на улице я не заметил. И кажется, знаю почему. По сравнению с дядюшкой, я молодой и полный сексуальных сил мужчина. Крепостные давно ничего хорошего от помещиков не ждут. Девок если не попрятали, то велели им просто не высовываться.

Пропустив парочку домов в непосредственной близости от церкви, я наконец выбрал избу для ознакомления с бытом. Сопровождающий меня возница первым кинулся наводить порядок и выгонять крестьян на просмотр.

Халупа этого семейства была убогой, пристроя к дому, где обычно держали коров и прочую домашнюю живность, я не заметил. Одна хилая лошадёнка составляла имущество семьи из трёх человек. Предположу, что «мужик» был не старше меня. Его жена примерно такого же возраста. Имелся сын, с которым я познакомился в первую очередь. Кузьме было одиннадцать вёсен, как мне ответили. Полноценный помощник в это время.

— Ещё у Рогозовых девка, — подобострастно пояснил возница. — Больше детей нет. Померли.