Солнечное перо - Лариса Петровичева

Ночь продолжалась, но тьма отступила – вернулась в глубину болот, нырнула в ледяную воду, затаилась. Пока у нее не было сил для новой атаки.

– Спасибо, – выдохнула Антия, всхлипнула, уткнулась лбом в спину Ардиона.

– Пожалуйста, – откликнулся он. – Хорошо, что тебе не страшно. Плохо, что теперь гривлы знают, где мы.

Из дома на болотах уходили впопыхах.

Ардион переоделся – глядя, как он застегивает темно-синюю рубашку с изящной вышивкой по вороту, морщась от боли в пострадавшем плече, Антия подумала, что им бы стоило выглядеть попроще. Заглянув под диван, она вытащила спящего Зендивена, устроила его в расстегнутом нагрудном кармане своей курточки и спросила:

– Куда мы теперь?

– У отца были три запасные ладьи, – ответил Ардион. Он вынул из шкафа небольшую кожаную сумку и стал перекладывать в нее вещи: коробку, от которой веяло пронзительным лекарственным запахом, бархатный мешочек, в котором что-то звенело едва слышно, еще одну темно-синюю рубашку, на этот раз без вышивки. – Сейчас отправимся в Тар-Хавер, там была самая быстроходная. Он очень ее берег.

Он закинул сумку на плечо и шагнул к дверям. Потянувшись за ним, Антия спросила:

– Почему твой отец убил Махивари? Просто потому, что ты любил ее? Тебе нельзя было любить?

– Ох, сколько вопросов от одной невыносимой девчонки, – вздохнул Ардион. Взял Антию под руку, и мир закрутился над ними, перебрасывая в другую точку, – когда пестрый дождь цветов, запахов и звуков улегся, успокаиваясь, а в подошвы туфель уткнулись мокрые камни мостовой, он ответил: – Да просто потому, что… Да, нельзя.

– Но почему? – удивилась Антия.

– Ты разве никогда не замечала, насколько равнодушно солнце? Что оно никого не любит, а просто дает свет?

Его слова утонули в веселой музыке, под которую ноги сами так и рвались в пляс. Антия огляделась и увидела, что стоит на маленькой улице перед изящными, словно игрушечными домиками. Их ставни были украшены нарисованными цветами и птицами, на каждом кружевном балкончике отплясывали бойкие существа, похожие на кошек, которых кто-то нарядил в человеческие красные рубашки и черные брюки. В лапках, украшенных бесчисленными пестрыми браслетами, они держали скрипки и дудки – кто-то бахнул хлопушкой прямо над головой Антии, осыпав ее метелью конфетти, и радостно воскликнул:

– Танцуют все!

Ему ответили хохотом, аплодисментами и новым потоком музыки. По дороге плыла людская река – яркая, беспечная, полная светлого восторга. Женщины, одетые в крошечные платья, щедро усеянные блестками и стразами, извивались в танце, ритмично двигая бедрами. Мужчины кружились возле них, хлопая в ладоши, – их лица скрывали маски животных: слонов, тигров, медведей, волков. В воздухе плыли широкие ленты запахов – карамельных, винных, фруктовых.

Антия вдруг обнаружила, что тоже приплясывает в такт музыке. Ардион мягко подхватил ее под руку и повлек по тротуару в сторону белой статуи бегемота, украшенной гирляндами из растрепанных фиолетовых и розовых цветов. На морде зверя красовались оранжевые мазки, словно кто-то пытался накормить его медом. Высокая мулатка, всю одежду которой составляли накладки на соски, отделилась от карнавала, прильнула к Ардиону и поцеловала его так лихо, что Антия невольно приоткрыла рот. Владыка что-то пробормотал, отстранил ее, и девушка скользнула в сторону, приметив нового кавалера.

– Как тут весело, – заметила Антия, когда они свернули в проулок. Здесь никого не было. Двери в погребки были открыты, каждый вход украшал фонарик и вывеска с пивной кружкой, но проулок был пуст. Над домами низко висело серое небо, мертвые нотки гниения едва уловимо проступали сквозь густые ароматы карнавала, но присутствие гривлов здесь почти не давило на душу.

– Здесь всегда поют и танцуют, – ответил Ардион. Провел пальцами по губам, стирая помаду, оставленную мулаткой, нахмурился. – Сегодня, например, отмечают День святого Варсавви, спасителя мира от чумы. Видимо, надеются, что он поможет и в этот раз.

Зендивен высунулся из кармана, угрюмо потер глаза и спросил:

– Мы умерли?

– Пока еще нет, – бросил Ардион, спускаясь по ступенькам в погребок, на вывеске которого мышь пила пиво из большой кружки. Антия последовала за ним.

Заведение пустовало. На первый взгляд оно ничем не отличалось от таких же погребков в Таллерии: деревянные столы, большая стойка, пивные бочки, какой-то пьяница, спящий в углу в обнимку с кружкой. Здесь все было точно так же, и пьяница был таким же, как в Таллерии – краснолицым, опухшим от выпитого. Вот только в Таллерии не было гривлов, которые сейчас сидели с ним за одним столом. Головы покачивались на двух тонких жгутах – третьи отделились и с чавканьем прильнули к груди пропойцы.

Антия заскулила от ужаса. Чудовища с изнанки мира с аппетитом пожирали человека – он то ли спал, то ли был погружен в транс. Жгуты дергались и тряслись, словно по ним медленно перетекала густая жидкость, и Антия чувствовала: гривлы счастливы. Им нравится этот погребок и этот бедолага, который стал их кормом. Им тут было очень хорошо.

Ни один гривл не посмотрел в их сторону – зато бармен в грязном фартуке заметил новых гостей и, просветлев лицом, торопливо поманил к себе. Повинуясь приглашающему жесту, они обошли стойку и нырнули в подсобку; бармен устало провел ладонью по лысеющей голове, вздохнул и сказал:

– Владыка, неужели это вы…

– Я, – кивнул Ардион. – Давно они тут так питаются?

Бармен выглянул в зал. Его осунувшееся немолодое лицо сделалось угрюмым и серым. Антия присела на край трехногого табурета и поняла, что готова расплакаться от отчаяния и страха.

– Почти сразу, как появились, – едва слышно откликнулся бармен, вернувшись в подсобку. – Им пришлось по душе наше пивцо, а сами они его не переваривают. Только вот так, опосредованно. Потом труп приберут и вернутся через пару дней. – Он посмотрел на Ардиона с такой отчаянной надеждой, что сердце Антии пропустило удар. – Вы ведь спасете нас, правда?

«Он всегда этим занимался, – подумала Антия. – Вот все и видят в нем спасителя – пусть жестокого, пусть беспощадного, но спасителя. Когда-то он избавлял мир от демониц. Теперь должен избавить от гривлов. Ничего не изменилось».

– За этим я и пришел, – ответил Ардион. Из зала донесся тоскливый всхлип – с таким душа отделяется от тела – а потом упало что-то тяжелое. Лицо бармена исказило судорогой.

– Осушили, – сказал он, и в это время по стойке застучало сразу несколько ладоней, требуя внимания. Бармен сразу как будто постарел и осунулся – он вернулся в зал, а Ардион сделал шаг в сторону, встав за пивными бочками так, чтобы его не было видно.

– Гри-влаэли довольны, – услышала Антия влажное хлюпанье. Вот, значит, как звучит человеческая речь, когда ее используют гривлы. – Возьми свою награду, чиш-ка.