Неизлечимые романтики. Истории людей, которые любили слишком сильно - Франк Таллис

Охранная сигнализация Аниты была включена постоянно.

– Когда мы с Грегом жили порознь, я всегда приходила к нему чуть пораньше, чтобы успеть всё проверить.

– Вы обыскивали его дом?

– Нет… – Она выдержала мой взгляд, ожидавший продолжения. Затем коснулась груди, как если бы у неё вдруг участилось сердцебиение, и наморщила лоб. – Я обыскивала его кровать.

– Что вы искали?

– Ну… волосы, пятна.

– Следы…

– Да.

– Вам удалось найти что-нибудь?

– На его постели всегда были волосы. Я брала их и рассматривала под лампой…

– Волосы были чужие – именно такие, какие вы искали?

– Я никогда не была уверена до конца.

– Что ещё вы делали?

– Нюхала подушку, пахнет ли духами.

Анита искала женщину, которой не было. Не важно, сколько раз Грег заверял её в своей верности, – Анита с педантичностью судмедэксперта продолжала выискивать улики, оставленные воображаемой соперницей.

В приступах чрезмерной ревности человек будет неустанно задавать вопросы, следить за партнёром и перепроверять все его вещи, даже если тот уже признался, что и в самом деле изменял. Такое поведение свидетельствует о наличии у ревнивца неврологического переключателя, который заело. При таком положении дел ревность превращается в обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР) – состояние, при котором навязчивые мысли порождают тревогу и дискомфорт, вследствие чего одержимый ревностью человек пытается успокоить себя исполнением определённых ритуалов. Ритуалов неконтролируемых и вызванных острой нуждой, которой сложно противостоять.

ОКР успешно лечится методом экспозиции и предупреждения реакции. Пациента просят терпеть и не поддаваться острой потребности исполнить ритуальные действия, тем самым заставляя спокойней переносить дискомфортные ситуации, пробуждающие тревогу. Исследования показали, что такая форма «поведенческой терапии» снижает активность определённых отделов мозга, таких как хвостатое ядро и таламус. При волевом усилии пациента активность этих перевозбуждённых отделов идентична той, которая происходит во время приёма медикаментов. Любопытно, что биологические отклонения, за которые отвечает психиатрия, можно исправить постоянным вмешательством силы воли.

У большей части ОКР-пациентов, проходивших лечение методом экспозиции и предупреждения реакции, значительно снижалось количество навязчивых мыслей, они чувствовали себя спокойней, и потребность исполнять ритуалы притуплялась.

Я попросил Аниту держать себя в руках и не поддаваться соблазну устроить очередную проверку. Какое-то время у неё получалось, но прилагать усилия постоянно она попросту не могла. В её голове всплывала не дающая покоя картина: Грег с другой женщиной, – и следом обрушивалась лавина жутких подозрений, которая накрывала её с головой и бросала в жерло дикой ревности; непреодолимая потребность в ритуалах брала верх и возвращала Аниту к бесконечным расспросам и детективным расследованиям.

Почти все направления психотерапии сходятся в том, что стрессы, пережитые в детстве, оставляют отпечаток на психическом здоровье и имеют далеко идущие последствия. Некоторые взгляды психологов идут ещё дальше, утверждая, что сильное воздействие на психику оказывают даже пренатальные переживания. Совершенно очевидно, что плод в материнской утробе всё чувствует и на всё реагирует, порой даже по-взрослому. УЗИ показывает, что на двадцать седьмой неделе мальчики в материнской утробе, когда сосут палец, испытывают эрекцию.

Я стал расспрашивать Аниту о её детстве.

– Моя мама – художница, – начала она без тени гордости. – Рисует большие абстрактные картины… Она всегда горячо любила своё дело, хотя картины продавались не ахти как – на жизнь таким образом не заработаешь. На нас с братом времени у неё не хватало – она вела жизнь богемной дамы, да и до сих пор ведёт. Мужчин она меняла как перчатки. Я хоть и была малышкой, но уже тогда понимала, что происходит что-то нехорошее, неправильное. А ещё мама брала нас с братом в сообщники. – Глаза Аниты расширились, и она проговорила потусторонним голосом, словно медиум, связавшийся с подвыпившим духом: – Отцу ничего не рассказывайте.

– Вы хранили её тайну? – спросил я.

– Да, – отозвалась Анита. – Конечно. Но папа всё равно узнал. Наверно, мама сама ему рассказала. Она любила в пылу перепалки бросить что-нибудь такое, эффектное, чтобы создать драму. Она обожала драмы. Родители всегда ругались, расходились, потом снова сходились. Мы с братом привыкли быть всегда наготове, всегда на чемоданах, чтобы чуть что – сразу к бабушке с дедушкой, пока родители разбираются со своими отношениями. – Глаза Аниты подёрнулись пеленой воспоминаний. Я почувствовал интересную двойственность: едва уловимое ощущение, что передо мной одновременно сидели и взрослая Анита, и Анита-девочка – словно квантовая суперпозиция, заигрывающая с двумя возможными реалиями. – В конце концов мама остепенилась, и в доме перестали появляться посторонние мужчины. Хотя, может, она просто стала слишком стара для таких афер. Сейчас у мамы с папой вроде всё хорошо. Но в те времена… тогда всё шло наперекосяк.

Где-то в глубине здания зазвонил телефон.

– Что вы чувствуете по отношению к матери?

Звонок оборвался.

– Сложно сказать. С одной стороны, она моя мама. Но в то же время я понимаю, что она была бестолковым родителем. Материнство её попросту не интересовало. Думаю, присмотр за детьми, игры с ними и всё прочее виделись ей смертной скукой.

Дональд Винникотт, светоч британского послевоенного психоанализа, утверждал, что детско-материнские отношения формируют базовую защиту от будущих психических заболеваний. Он уверял, что вся цивилизация стала возможной исключительно благодаря самоотверженности самых обычных матерей. В основе винникоттовской теории эмоционального развития лежит термин «поддержка», который относится не только к физическому держанию на руках, но и к любому аспекту материальной заботы: кормлению, купанию, проявлению внимания, ласкам и утешению. Благодаря поддерживающей среде младенец чувствует себя в безопасности, и благодаря ей происходит переход от зависимости к независимости. К тому же поддержка – это самый первый опыт общения с миром, и она закладывает базис для всей последующей социальной активности.

Психотерапия – своего рода такая вот поддержка, безопасное место для исследований и развития. Взаимоотношения психотерапевта и пациента, если всё складывается удачно, схожи со здоровыми отношениями родителя и ребёнка. Они как уютный дом, где можно отложить в сторону оружие и переосмыслить свой путь.

Через семь недель Анита привыкла к психотерапии и окружающей обстановке. Ей стало легче раскрываться, и я решил, что она сможет совладать с более существенным вопросами. Я хотел прощупать её ревность и понять, насколько она глубока. Самый полезный метод в данном случае – метод, который когнитивные терапевты называют «стрелкой вниз». Если изобразить его в виде рисунка, то получится вертикальная линия, состоящая из направленных вниз стрелок, разделённых вопросами; все вопросы немного отличаются друг от друга формулировкой, но по сути они об одном.