Жизнь вверх дном - Инга Пфлаумер

– Привет. Я тебя уже заждалась. – Плохое начало. Откровенно плохое. И почему я никогда не думаю, прежде чем вступать в беседу? Женька бы наверняка придумала что-то получше. А я мало того что продемонстрировала свою заинтересованность в этом ну самом обычном ведь парне, так еще и во всеуслышание заявила, что я его давно и терпеливо жду. Позор и провал.

Не знаю, заметил ли его Сережа, но крыса точно заметила. Она смерила меня подозрительным взглядом, но любой бы заметил в нем зависть. И к моему недешевому парфюму, и к очень дорогой трехступенчатой окраске, благодаря которой мои волосы выглядят шикарно и натурально одновременно. Естественно, никаких отросших корней. И к серьгам, которые мне папа привез из Италии в прошлом году, и к изящной золотой броши с камнями в тон моим глазам, и к дорогой блузке с ручной вышивкой, и к юбке, да что там – ко всему. От макушки до кончиков туфель. То-то же, дорогуша. Я, может, не знаю, что такое МXК, но выгляжу на тридцать пять. А на фоне такой крысы – на сорок шесть!

– Как тебе выступление? – Сережа улыбнулся и повернулся ко мне. И прежде чем я успела ответить, коротко бросил Крысе: – Мои конспекты в шкафу в сто седьмой. Только верни до трех завтра. Так-то, милочка. Твой удел – пыльные тетрадки, иди уже отсюда.

Мы двинулись в сторону гардероба. Крыса осталась стоять, обиженно глядя Сереже в спину. Мне невероятно хотелось показать ей язык.

– Слушай, это было просто супер. Нет, правда, мне очень понравилось. Я и не знала, что ты можешь так играть! То, что я слушала в школе, ну, то, что ваши «эти» играют… – Название группы я так и не запомнила. – Ну это же вообще небо и земля!

– Хм, даже не знаю, комплимент ли это, – попытался отшутиться Сережа.

– Это правда, – поучительно произнесла я. – Ты сегодня был лучше всех!

Конечно, знать о том, что я больше никого не слушала, ему не стоило. Но, судя по довольной улыбке, комплимент его вполне устроил.

– Нет, это серьезно удивительно. Я обычно не слушаю музыку без слов, ну, только не смейся! Но оказывается, можно и так уловить смысл и все такое. Вот правда, прямо слышно и колокольчики, и снег. Ты смеешься? Мы остановились у гардероба.

– Ничуть. Просто инструментальная музыка требует больше воображения от слушателя. Гораздо проще понять, что колокольчики звенят, если тебе об этом скажут человеческим языком.

– Серега! – раздалось откуда-то сбоку. – Мы со Степкой идем на ансамбль, тебе нужен ключ?

Рядом с нами остановился высокий брюнет с горбинкой на длинном узком носу. Я понятия не имела, о чем он говорит.

Сережа повернулся к парню:

– До скольки?

– На час-полтора. – Парень вертел на пальце ключ с круглой биркой.

– У тебя есть планы на вечер? – спросил Сережа.

Я пожала плечами. Если не считать нового номера журнала «Гламур» и чашки шоколада, которая тут же отложится на попе, мне было совершенно нечем заняться. Не уроки же делать.

– Я просто хотел кое-что повторить до завтра. Соседи снизу не очень радуются, когда я по вечерам дома занимаюсь.

– Предлагаешь составить тебе компанию? – Я очень старалась, чтобы мой голос звучал не особенно заинтересованно, но и не слишком скучающе.

– Если у тебя нет никаких более важных дел, конечно, – торопливо добавил он.

«Почему бы и нет!» – решила я. Тут же отойди на минуточку – сразу какая-нибудь крыса попытается занять твое место. Не музыкальное училище, а какой-то «Дом-2».

Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Холл был затемнен, по правой или по левой – я не очень разбираюсь в сторонах света – тянулся ряд деревянных дверей. Мы дошли до двери со стертой надписью «двести семь». Внутри было темно. Сергей щелкнул выключателем, комнату залил синеватый электрический свет – я такой не очень люблю, моя кожа в нем кажется какой-то желтой, даже пудра не спасает. Одна из ламп дзинькнула и погасла. В кабинете стало гораздо темнее. Вся обстановка состояла из потертого деревянного стола, который явно был лет на десять старше меня и омолаживающими эмульсиями не пользовался, из шкафа совершенно не в тон, заставленного потрепанными нотами, пары деревянных стульев – убийц капрона – и крутящегося стульчика у массивного черного рояля. Сережа кинул папку на стол.

– Присаживайся. Я закончу минут за сорок. Я подозрительно оглядела стул.

– Нет, лучше уж я постою.

Окна домов напротив постепенно оживали. Сережа за моей спиной зашуршал молнией папки, скрипнул стулом и осторожно потрогал клавиши.

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я проводил тебя домой? Это может показаться невероятно скучным. – Он неуверенно усмехнулся.

По-моему, получилось очень мило. Абсолютно не круто и не мужественно, но мило.

– Ничего, мне все равно совершенно нечем заняться.

Мне действительно хотелось как-то его подбодрить, что это со мной? Женька бы наверняка нашла что сказать по этому поводу. Типа «Настино представление о поведении мужчин и женщин строится на идеях каменного века». Ну и пожалуйста, я совершенно не претендую на звание феминистки года. Что это за мужчина, которого нужно подбадривать? Пусть психотерапевта заведет!

Сережа медленно перебирал клавиши, это не было похоже на какую-то определенную мелодию, просто последовательность движений пальцев и звуков. На специальной подставке для нот стоял листок бумаги с написанными от руки нотами. Но Сергей даже не смотрел в иx сторону. Его пальцы продолжали случайным образом скользить по клавишам.

Постепенно начала вырисовываться мелодия. Протяжная, немного печальная. Есть какое-то подходящее слово, еще радио так называется. Ностальгическая – вот. Она уходила вверх, почти таяла, а затем снова возникала в басах. Путешествовала из руки в руку…

Сережа не открывал глаз. Мне вдруг стало неуютно. Он, казалось, был где-то совершенно не здесь, все его мысли сосредоточились в пальцах – он перестал замечать окружающую реальность. А я как раз была частью этой реальности. Варька иногда становится такой, когда увлекается раскладом: пока ее не окликнешь, она не вернется с небес на землю.

– Ну как тебе?

Кого еще тут нужно с небес на землю возвращать. Я даже не сразу поняла вопрос, до меня только через полминуты дошло.

– Так это ты сочинил? Он смущенно кивнул.

– Вас этому тоже учат? Прикольно! А мама говорит, что творчеству научиться нельзя. – К чему это я маму приплела? Теперь он подумает, что я маменькина дочка. Почему я сегодня весь вечер всякую фигню несу?

– Творчеству, может, и нельзя, но некоторым современным исполнителям подобные уроки точно бы не помешали. Например, «The Anatomy of Melancholy».

– А кто это?

– Это группа, на занятия которой ты регулярно ходишь. Раньше они назывались «Eternal Gothic», но сменили название в честь последнего альбома родоначальников жанра – Paradise Lost, – пояснил Сергей.

Я смущенно пролепетала что-то про плохую память на названия, лица и явления. Женьку бы сюда. Она бы объяснила мне все эти слова так, чтобы я если и не поняла, то хотя бы запомнила. Нужно было как-то срочно менять тему.