Тухачевский - Борис Соколов

Но Тухачевскому в тот раз не довелось стать освободителем Урала и Сибири. Его перебросили на Южный фронт против казачьей армии атамана П. Н. Краснова. Она уже потерпела поражение под Царицыном, и командование Красной армии рассчитывало в первую очередь добить Донскую армию, а затем разгромить союзную ей Добровольческую армию генерала Деникина. 15 декабря 1918 года Ленин требует от Реввоенсовета Республики: «Ничего на запад, немного на восток, всё (почти) на юг». А вот после казавшегося близким и реальным разгрома донцов и добровольцев открывались возможность быстрого продвижения в области, оставляемые капитулировавшими в Компьене немцами, и надежда принести на красноармейских штыках мировую революцию в Западную Европу.

Последние дни пребывания Тухачевского в 1-й армии омрачились конфликтом с ее комиссарами. Михаил Николаевич, как и подавляющее большинство командующих, не очень-то жаловал комиссаров. Считал, что таких, как он, командармов-коммунистов, члены Реввоенсовета не должны стеснять ни в конкретных оперативно-стратегических решениях, ни в приказах по кадровым вопросам и повседневной жизни боевых и тыловых частей. Комиссары, понятно, думали иначе. Кроме того, Тухачевский часто приглашал к себе родных, чтобы подкормить в голодное время за счет армейских запасов. У него по несколько месяцев гостили мать и сестры, да и жена постоянно сопровождала командарма. Всё это членов Реввоенсовета порядком раздражало. Тухачевскому же не нравилось, что комиссары вмешиваются в его распоряжения и добиваются отмены отданных приказов. В конце декабря 1918 года, уже имея на руках предписание вступить в должность помощника командующего Южным фронтом, командарм 1-й добился отзыва из армии комиссара С. П. Медведева, что повлекло череду рапортов-доносов со стороны политработников, принявших сторону своего коллеги.

В частности, комиссар 20-й Пензенской дивизии Ф. И. Самсонович в январе 19-го писал не только Реввоенсовету Восточного фронта, но и председателю ВЦИК Я. М. Свердлову: «Считаю своим революционным долгом дать объективную оценку работе тов. Медведева, как своего предшественника в Пензенской дивизии. В начале августа прошлого года нас около 40 человек коммунистов прибыло на Восточный фронт из Петрограда. В Пензе нас встретил тов. Медведев… Это был, кажется, не комиссар дивизии, а солдат, побывавший в окопах без перерыва несколько месяцев, весь в пыли, в изношенной солдатской шинели, загорелый, лицо осунувшееся, сосредоточенное… Тов. Медведев почти все время находился на передовых позициях, среди красноармейцев… Невольно приходит в голову сравнение первой встречи с Медведевым и Тухачевским, который приехал в вагон-салоне с женой и многочисленной прислугой, и даже около вагона, в котором был Тухачевский, трудно было пройти, чтобы кто-либо не спросил из прислуги Тухачевского: „Ты кто? Проходи, не останавливайся!“… Я могу сказать лишь одно: если у нас было бы больше таких работников, как Медведев, то наша армия была бы во много раз крепче и сильнее, чем в настоящее время».

Тогда же и комиссар 1-й армии О. Ю. Калнин телеграфировал в Реввоенсовет Республики: «31 декабря без нашего ведома командарм-1 Тухачевский послал телеграмму Реввоенсоветам фронта и Республики, в которой называет политкомиссара Медведева явным провокатором, действия которого, по словам Тухачевского, систематически разрушают армию, и приводит следующие факты в доказательство. Первое: Медведев подрывает авторитет командарма, а именно: отменяет разрешенную командармом служебную командировку помощнику зав. разведотделом армии, которому, как главное, поручено закупить и привезти для должностных лиц штаба на праздник (очевидно, Новый год. — Б. С.) масло, поросят, муку. Второе: Медведев, будучи комиссаром Пензенской дивизии, от августа до сентября 1918 года, расстроил дивизию, последствием чего явилось отступление Пензенской дивизии у Белебея. Обвинение в явной провокации со стороны Тухачевского, молодого офицера, который, по его личным словам, знаком с партией только с августа 1917 года (это уж явная фантазия Калнина — как-никак, еще в 1912 году Тухачевский познакомился и подружился с большевиком Кулябко. — Б. С.), является действием крайне демагогическим… Причиной обострения взаимоотношений политкомармов с командармом является следующее. С развитием армии развивался и штаб армии, а также всё управление, но только по количеству и штату, но не по качеству. Замечался скрытый саботаж, халатное отношение, кумовство. По мере возможности принимались меры к пресечению подобных явлений, был ряд смещений и перемещений, с которыми командарм не вполне согласился. Из высших должностных лиц и командарма образовался кадр, который себя огородил китайской стеной от влияния и контроля политкомармов. Стремление избежать совместной работы замечалось особо с взятием Сызрани, также с каждой похвалой со стороны высшего командования (в адрес командарма), а особо, когда в Реввоенсовете Республики наметили Тухачевского помощником командующего Южным фронтом. Наш лаврами побед армии увенчанный командарм-1 поднял голову, как настоящий красный генерал типа Наполеона. 22 декабря Главкому Вацетису заявляет, что он как командир и притом коммунист не может мириться, что к нему на равных со старым генералом приставлены политкомармы… Я не могу мириться с таким поведением командарма, рассматривая его как шаг, направленный к дискредитации власти комиссаров и попытку самочинно установить порядок единоличного управления армией… Прошу пресечь домогательства командарма и оградить достоинство комиссаров».

Троцкий и другие руководители Реввоенсовета Республики приняли в этом конфликте сторону Тухачевского и Медведева из 1-й армии убрали — в назидание другим. Комиссары при командармах — институт, конечно, необходимый, но слишком уж Сергей Павлович зарвался. Эка невидаль — салон-вагон у командарма с порученцами (адъютантами) и прислугой. Вон у председателя Реввоенсовета — не вагон, а целый бронированный поезд с большой командой. Иначе просто нельзя управлять войсками, когда связь из рук вон плоха, командиры неопытны, а порой и ненадежны, а снабжение войск всем необходимым и главе военного ведомства и командарму приходится лично проталкивать в наиболее нуждающиеся дивизии и полки.

Кстати, вот как описывает наделавший столько шуму салон-вагон Тухачевского Корицкий, в отличие от Самсоновича, настроенный к Михаилу Николаевичу вполне дружески: «Его салон-вагон, ранее принадлежавший какому-то крупному железнодорожному чиновнику, был комфортабелен и удобен для работы. Здесь стоял письменный стол, тяжелые кресла красного дерева, у кожаного дивана — круглый столик. За ним мы… пили чай… На письменном столе у Тухачевского я заметил томик Пушкина, раскрытый на „Истории Пугачевского бунта“. Рядом лежали „Походы Густава Адольфа“, „Прикладная тактика“ Безрукова, „Стратегия“ Михневича… „Да, — вздохнул он, — со времен Разина и Пугачева этот край не знал войн. А теперь вот пожалуйста…“» Как видим, никакими особыми излишествами Тухачевский не злоупотреблял. Из «предметов роскоши» имел лишь книги по военному искусству. Да и их штудировал лишь ночами. Корицкий приводит слова проводника салон-вагона о Тухачевском: «За всю ночь только часика три вздремнул, а то всё читал…» Интересно, что, хотя в Красной армии были полки имени Степана Разина и Емельяна Пугачева, в разговоре с Корицким Тухачевский соотносил с крестьянскими восстаниями XVII–XVIII веков не своих находившихся у власти партийных товарищей, а мятежников из чехословацкого корпуса и Народной армии. Большевики для него в тот момент уже были новым воплощением российской государственности.