Чайная церемония в Японии - Какудзо Окакура

В день, установленный для его самоубийства, Рикю пригласил любимых последователей на свою последнюю чайную церемонию. В назначенное время объятые скорбью гости собрались в крытой галерее. Когда они взглянули на садовую дорожку, им показалось, что деревья задрожали, а в их листве как будто послышался шепот потерявших пристанище призраков. Серые каменные светильники напоминали торжественных стражников перед вратами ада. Из чайного павильона шла волна редкого благоухания: она означала приглашение гостям войти внутрь. Друг за другом они входили и занимали свои места. В токо-номе висело какемоно в виде прекрасного образца каллиграфии, созданного древним монахом и посвященного мимолетности всех земных вещей. На меднике стоял один-единственный чайник, и кипяток в его чреве издавал звуки цикады, жалеющей об уходящем лете. В скором времени в павильон входит хозяин. Всем по очереди подают чай, и каждый молча выпивает свою порцию из чашки, хозяин делает это последним. По сложившемуся этикету старший гость теперь просит разрешения осмотреть чайную посуду. Рикю ставит перед гостями различные предметы вместе с какемоно. После того как все присутствующие выразили свое восхищение их красотой, Рикю дарит им по предмету чайного сервиза на память. Себе он оставляет одну чашку. «Больше никогда эту чашку, оскверненную губами несчастья, человек не возьмет в руки», – говорит он и разбивает емкость вдребезги.

Церемония закончена, гости с трудом сдерживают слезы горя, отвешивают прощальный поклон и покидают помещение. Только одного, самого близкого и дорогого ученика просят остаться и стать свидетелем конца великого учителя. Затем Рикю стягивает чайное кимоно, аккуратно укладывает его на циновку и остается в безупречно белой погребальной рубашке. Спокойно глядя на сияющий клинок смертоносного меча, он обращается к нему такими вот изящными стихами [35] :

Приветствую тебя,

О меч Вечности!

От Будды до Дарумы

Ты остаешься верным своему пути.

С улыбкой на лице Рикю отошел в мир непознанного.

Сноски

1

Вероятно, Окакура так и не удосужился прочитать свою «Чайную церемонию в Японии» ни в виде корректурного оттиска, ни в сброшюрованном томе, ведь его первое издание содержит просто неприличное множество опечаток и ошибок. Часть этих ошибок можно оправдать невнимательностью наборщика, а остальные отнести к провалам в памяти или спешке в написании рукописи автором. Все эти ошибки сохранились в последующих выпусках, хотя редакторы не раз предпринимали попытку исправления написания японских слов и придания им современного вида.

Там, где ошибка появилась просто по недосмотру сотрудников типографии (как в написании имени Восимана вместо японского сёгуна Ёсимасы), мы исправили без сопроводительного замечания. Когда дело касалось более существенной проблемы, мы делали примечания, не меняя текста Окакуры, чтобы не нарушить его особый стиль и прелесть.

Еще одно затруднение в переводе возникло из-за укоренившейся привычки Окакуры использовать японские варианты китайских слов и имен собственных. Например, он несколько раз использует японское имя Соси, когда повествует о китайском философе, известном китайцам и на Западе под именем Чжуан-цзы. К сожалению, получается так, что большинство читателей, как-то знакомых с восточной философией, должны узнать китайские термины, зато очень немногие, знакомые с их японским прочтением, поймут, что они лучшем случае заужены в своем значении. Поэтому во многом смысл повествования Окакуры для них останется непознанным. По этой причине мы вставили принятые китайские имена в скобках после слов Окакуры (в оригинале в написании по системе Уэйда-Джайлза. – Пер.).

Лао-цзы – китайский философ, живший в VI веке до Р. Х. и, по традиции, считающийся современником Конфуция возрастом постарше. Ему традиционно приписывается труд под названием «Дао дэ цзин», стоящий на втором месте после Библии по числу переводов на английский язык. Хотя такое отнесение кое-кем из современных ученых подвергается сомнению. Его система представлений считается мистической, индивидуалистической, эмфатической с Вселенной и созерцательной, чем кардинально отличается от общественных представлений последователей Конфуция.

2

Шакья-Муни – в истории известен под именем Будда, при рождении получил имя Сиддхартха Гаутама. Его имя переводится как «святой племени шакьев», так как Гаутама принадлежал к племени шакьев.

3

Сестра Ниведита – Маргарита Нобль (1867–1911). Англичанка, обращенная в индуизм через орден Рамакришна и получившая имя сестры Ниведиты. Она заведовала школой для индийских девочек разных возрастов, а в основу «Сплетения индийской жизни», в которой представляются во всех цветах и красках духовные ценности индуизма, положен опыт ее многогранной деятельности.

4

В данном абзаце можно обратить внимание на несколько ошибок. Арабского путешественника звали Абусаид ибн Хасан, и его упоминает Евсевий Рено до в «Отчетах о посещении Индии и Китая двумя магометанскими путешественниками, которые отправились в эти страны в IX веке» (Лондон, 1933). Не понимаю, зачем Окакура привел этот европейский документ.

Сообщение о Марко Поло приводится некорректно. В рождественском издании Марко Поло отсутствует упоминание о чае, хотя сомнительную фразу по поводу одежд из высокогорного Ассама можно притянуть в качестве доказательства существования этого напитка и растения.

Джованни Рамузио (1485–1557) числится не путешественником, а организатором вояжей; первое упоминание чая появляется в его справочнике Navigatione et Viaggi (1559), том II. Льюис Альмейда служил миссионером, и он сообщил о чае в письме в 1565 году; это письмо было опубликовано в коллекции материалов, изданной Джованни Маффеи (в исходном тексте Окакуры названном «Маффено») в 1588 году. Ташейра (названный «Тарейрой» в исходном тексте Окакуры) числится португальцем, побывавшим в Малакке до 1600 года.

Точная цитата «Прекрасный и одобренный всеми врачами китайский напиток под названием китайский теа, другими народами называемый тай или ти, продается в магазинах «Голова султанши», «Кофейный дом» на Свитин-рентс, на Королевской бирже в Лондоне». Эта первая реклама чая появилась в номере Mercurius Politicus от 30 сентября 1658 года. Она приводится в виде факсимиле в труде Уильяма Г. Юкерса «Все о чае» (All About Tea) (Trade Journal Company ; Нью-Йорк, 1935 г.), том 1, стр. 42. (Ссылки в прочих изданиях на Mercurius Politicus от 1656 года до распространения чая в России следует считать ошибкой.)

5

«Журнал восьмидневного путешествия из Портсмута в Кингстон-на-Темзе с приложением «Эссе о чае», считающемся вредным для здоровья, служащим тормозом развития промышленности и разоряющем государство» (Лондон, 1756). Перепечатка «Эссе о чае» осуществлялась отдельно.

6

Данная цитата позаимствована из обзора книги Ханвея, составленного Самуэлем Джонсоном. Она приводится с мелкими отличиями в текстах разных авторов. В варианте из собрания трудов Джонсона говорится, что Ханвей не мог рассчитывать на беспристрастность «закоренелого и бессовестного любителя чайного напитка, который на протяжении многих лет разбавлял свою трапезу только лишь настоем этого удивительного растения; чей чайник редко остывает; кто с чаем коротает свой вечер, чаем утешается в полночь и чашкой чая встречает утро». Как известно, Джонсон в день запросто выпивал чашек 30–40 чая.