Снова с тобой - Эйлин Гудж

– Каковы мои шансы на то, что Эмму вернут мне?

Лейси ответила грустной улыбкой.

– Если бы я знала, я была бы гадалкой, а не адвокатом. Завтра мы будем знать больше, Так что наберитесь терпения, ладно? – Поднявшись, она проводила гостей до двери. – И помните: сначала надо определить, насколько силен наш противник.

Для Ноэль, с трудом удерживающейся на грани срыва, эти слова прозвучали как призыв к оружию.

Сидя в любимом кресле у окна, Дорис Куинн продевала иглу сквозь натянутую на пяльцы ткань, стараясь не уколоться. Обычно в такое время она ложилась вздремнуть. Но этот день был особенным. Несмотря на усталость, о сне не могло быть и речи. Дорис была не в силах сибаритствовать, зная, что ее единственная внучка в беде.

Но прежде следовало покончить с одним делом. Чрезвычайно важным делом.

Услышав шум подъезжающей машины, Дорис выпрямилась и отложила вышивание. Она попыталась встать, но у нее подогнулись колени, и она с резким выдохом упала в кресло. Дорис дрожала, ее сердце билось в хрупкой грудной клетке как перепуганный птенец. От нетерпения закружилась голова.

Дорис ненавидела свою болезнь. По ее вине она стала немощной. И эгоистичной: каждое новое испытание, выпавшее на долю ее близких, становилось проверкой ее выносливости. Долго ли она выдержит такое напряжение? Не станет ли последнее несчастье соломинкой, сломавшей спину верблюду? Как будто ей мало развода родной внучки!

Дорис нашарила в кармане халата четки. Закрыв глаза, она зашевелила губами, без устали повторяя: «Пресвятая Дева, Матерь Божия, молись за нас, грешников, ныне и в час нашей смерти…»

Да, Дева Мария придаст ей сил. Когда Дорис ждала своего первенца, врач предупредил, что ребенок может родиться недоношенным. Тогда Дорис начала усердно молиться, и Мэри Кэтрин появилась на свет в срок, со всеми положенными пальчиками на руках и ногах! В благодарность Дорис назвала ее в честь Пресвятой Девы. Второе имя, Кэтрин, досталось Мэри от матери Дорис, которая ходила в церковь не только каждое воскресенье, но и никогда не пропускала утренние службы в пятницу, хотя ей приходилось растить, одевать и кормить пятерых детей. Но более своевольного ребенка, чем Мэри Кэтрин, Дорис не могла себе вообразить. Девочка ничем не походила на свою сестру, ласковую, как котенок, и совершенно бесхитростную.

Именно поэтому Дорис всегда была особенно строга с Мэри, решив вовремя наставить на путь истинный непослушную старшую дочь. Но она потерпела фиаско. Не только в роли матери, но и в глазах Господа.

Да, она поступила по-христиански, много лет назад приняв в дом Мэри и ее ребенка. Но при этом она ревниво опекала внучку. Незаметно побуждала Ноэль быть откровенной с ней. В то время Дорис не понимала, что творит, но болезнь и сознание того, что ее земные дни сочтены, заставили ее понять собственную ошибку.

Хуже всего было сознавать, что, даже будь у нее шанс все исправить, она не сумела бы воспользоваться им. Приходилось мириться с тем фактом, что она допустила непростительную оплошность. Но благодаря этому у Ноэль и Мэри появилась крыша над головой и еда. Муж Дорис – упокой, Господи, его душу – был добрым, но бесхребетным человеком. Ей постоянно приходилось подталкивать его, побуждать к действиям. Подстрекать и упрекать, чтобы он не упустил случай, и в конце концов его босс, мистер Эванс, назначил его старшим менеджером. А кто заставил его оформить страховой полис, чтобы в случае его смерти вся семья не осталась нищей?

Но каким бы ни был нанесенный ущерб, она должна попытаться исправить хоть что-то. Нельзя допустить, чтобы Мэри Кэтрин и впредь считала, будто в жизни собственной дочери она играет самую незначительную роль. Она нужна Ноэль, и теперь – особенно. Пришло время все прояснить.

Услышав за дверью шаги, Дорис поднялась, поморщившись от резкой боли в боку. Ее взгляд упал на картину над диваном – Христос на кресте, с обращенным к небу лицом и выражением восхищения и муки на нем. Но Дорис уже выяснила, что в смерти нет никакой доблести. В сущности, это ничем не примечательное явление. Разве что умирать немного… неловко. В желудке урчит в самое неподходящее время, за ночь под одеялом скапливается неприятный запах. Мерзнешь чаще, раздражаешься быстрее. Одну половину дня проводишь в уборной, вторую – в постели. Да еще приходится зависеть от людей, которых прежде всеми силами старался избегать.

– Ну, не томите меня! – воскликнула Дорис, едва Мэри и Ноэль вошли в комнату. – Что она сказала? Судя по вашим лицам, нечто не слишком обнадеживающее.

Лицо Ноэль было белым как бумага, под пышной копной непослушных черных волос, попортивших Дорис немало крови.

– Пожалуй, встреча прошла удачно. – Ноэль вздохнула и уставилась в окно, словно ждала, что Эмма с минуты на минуту появится у крыльца. – Завтра мы будем знать больше.

Дорис пренебрежительно фыркнула.

– Чтоб он провалился, этот твой муж! Я готова сама поехать к нему и задать ему…

– Мама! – Мэри предостерегающе взглянула на нее. – Пожалуйста, замолчи.

Дорис удивленно закрыла рот. Как она посмела?! Было время, когда за подобный тон ее дочь ждало не просто несколько шлепков. Но Мэри уже не дитя, а ей, Дорис, надо поберечь силы для другой, настоящей битвы.

Подавив раздражение, она сообщила:

– В холодильнике есть салат из тунца. Хотите, я приготовлю сандвичи? С кисло-сладкими пикулями – банка сохранилась еще с прошлого лета.

Ноэль устало покачала головой.

– Спасибо, бабушка, но я все равно не смогу проглотить ни крошки. Если можно, я прилягу наверху.

– Я тоже не голодна. – Мэри взглянула на часики – тонкие, золотые, очень дорогие на вид. – Мне пора возвращаться. Не хватало еще попасть в пробку. – И она обняла Ноэль жестом материнской заботы и сочувствия. – Звони сразу, как только что-нибудь узнаешь. А если я тебе понадоблюсь, я сейчас же примчусь.

В душе Дорис закипало раздражение. Она не сомневалась, что Мэри разыграла эту сцену умышленно. А когда ее внучка ответила: «Спасибо, мама. Обязательно позвоню», – Дорис была готова задушить обеих.

«Господи, детка, чтобы просить о чем-нибудь, надо сначала понять, чего ты хочешь!»

Дорис проводила Мэри до крыльца.

– С твоей стороны было очень мило навестить нас, – язвительно процедила она.

– Завтра утром у меня важная встреча. С перспективным клиентом. Я должна… – На полпути вниз по ступеням Мэри остановилась и обернулась: – Скажи, почему мне вечно приходится извиняться перед тобой? Я уезжаю потому, что пока ничего не могу сделать. А не потому, что хочу поскорее вырваться отсюда. Ради всего святого, мама, скажи, что еще тебе надо?

– Для разнообразия ты могла бы попытаться стать матерью.

Дорис увидела, как изменилась в лице дочь. Ее щеки вспыхнули негодованием. Из двоих дочерей Дорис на Теда была больше похожа Мэри. Она унаследовала его высокий лоб и невинные серо-голубые глаза, каштановые пышные волосы, даже его привычку стоять, вывернув наружу носок одной ноги, словно готовясь к схватке. Но старшую дочь Дорис никто не назвал бы бесхребетной.