Чёрный огонь Венисаны - Линор Горалик

– Не бойся, не бойся, я знаю, что делаю, – а потом зычно кричит: – Только попробуйте ранить меня или этого тщедушного червяка, брата Често, – и девчонка будет валяться на полу с проткнутым горлом!

Агата все еще сжимает в руке факел, зеленый дым ест ей глаза, но она, кажется, начинает понимать, что задумал брат Омеро: стражи ордена святого Торсона опускают оружие.

– Я превращу вас в пыль, – спокойно говорит Старший судья Лето. – В мелкую торсонитовую пыль. Вы отлично знаете, как делается торсонит, брат Омеро. Девчонка, может быть, и выберется отсюда, но вы – вы двое…

В ужасе Агата замирает, боясь шелохнуться. Она не может поверить в страшное предательство бывшего палача и поэтому едва слышит, как он шепчет ей:

– Я отлично знаю, как в Венисальте пропадают люди, которые не нравятся вам, Старший судья, – с ухмылкой говорит бывший палач.

Медленно-медленно палач и Агата отступают туда, где на торсонитовой плите вырезаны прекрасные длинноствольные пальмы, и так же медленно, размахивая факелом, чтобы никто не мог приблизиться, к ним подходит брат Често.

– Молись, Агата, —

хрипло говорит бывший палач, – молись так, как не молилась еще никогда.

И Агата, поднеся факел как можно ближе к плите, очень громко произносит слова Торсоновой молитвы – и ей вторят брат Често и брат Омеро:

– Сердце мое рыщет в ночи, ища утешения, аки ищет волк козленка малого, но нет утешения мне, ибо работе моей нет края и конца. И сколько кроется зло кругом меня, столько я сам буду волком, рыщущим в ночи, и не буду знать ни сна, ни покоя под страшным взором честного ока Твоего…

Столб черного пламени взвивается над торсонитовой плитой, и зеленые сполохи взметаются по стенам судебного зала. От неожиданности брат Омеро роняет наконечник алебарды. Агата успевает заметить, каким страшным становится в этих сполохах искаженное лицо Старшего судьи Лето, но ей не до него: миг – и на месте плиты оказывается маленькая, покрытая резной вязью дверь с плотно сомкнутыми створками. Агата только сейчас понимает, что даже не представляет себе, куда попадет и не убьется ли насмерть, прыгнув вниз!

– Да стреляйте же в них! – истошно кричит Старший судья.

– Прыгай, Агата, прыгай! – кричит брат Често.

– Прыгай! – кричит брат Омеро.

Упав на колени, Агата обеими руками изо всех сил дергает за ручки двери – ничего. Она дергает снова, и снова, и снова – дверь не желает открываться. «Двери между Венисальтом и Венискайлом открываются на несколько секунд, когда человек готов рисковать собой, чтобы спасти других…» Спасти других – так, как сейчас спасают ее брат Омеро и брат Често. Дверь не откроется перед Агатой, потому что Агата совершает не подвиг, а подлость, бросая их здесь на растерзание. Слезы катятся по щекам Агаты, и она не знает, чего больше в этих слезах – горя или стыда.

Агата встает с колен. Арбалетчики сгрудились вокруг них, и у каждого в руках арбалет с натянутой тетивой. И тогда Агата трясущимися пальцами достает из кармана серебряного морского кабанчика и протягивает его вперед на ладони.

– Дайте мне сказать, – произносит она и добавляет дрожащим голосом, повернувшись к Старшему судье Лето: – Майстер Старший судья, вы же защитник правды, не так ли? Вы не должны бояться, когда говорят правду, верно?

Старший судья Лето молчит, а потом говорит сладким голосом смиренного брата Ига:

– Ну конечно, Агата. В моем суде правда всегда желанная гостья.

Агата на негнущихся ногах подходит к стене, громко произносит первые фразы Торсоновой молитвы и размашисто проводит по стене пламенем факела. Глаза статуэток вспыхивают, и на пол с серебряным звоном осыпаются маленькие амулеты. Один страж наклоняется, поднимает с пола крошечного блестящего габо и изумленно спрашивает:

– Ради святого Торсона, что это такое?

– У вас есть ресто? – спрашивает Агата.

– Мой брат… Мой брат недавно скончался, – с запинкой говорит молодой страж.

– Пожалуйста, – мягко говорит Агата, – подумайте о нем.

– Я не… – начинает молодой страж, но зеленая крылатая тень уже мелькает у открытого окна, миг – и она опускается у ног стража, запрокидывает печальное красивое лицо и глядит ему в глаза.

– Пожалуйста, спросите его, как вас зовут, – говорит Агата.

– Его зовут Метто, – шепчет маленький ресто, не дожидаясь вопроса. – Его зовут Метто, Метто, Метто.

– Но ведь это и правда твое имя! – изумленно говорит другой страж – пожилой, укутанный в черный шарф по самый нос. – Ты и есть Метто!

– Все глаза статуй святого Торсона – амулеты, – дрожащим от волнения голосом говорит Агата. – А каждому, у кого есть амулет, ресто всегда говорят правду. Амулеты – это все, что вам надо, чтобы говорить с мертвыми, как с живыми. Они больше не будут вас мучить – и монахи тоже.

– Это что, правда? – спрашивает кто-то из толпы. – Майстер Старший судья, это что, правда? Вы что, всё это знали?!

– Это правда! – кричит кто-то. – Я слышал, как ресто назвал его правильным именем!..

– Замолчите немедленно! – раздается громовой голос Старшего судьи.

В зале повисает тишина.

– Ах, Агата, Агата, – говорит Старший судья, качая головой и глядя Агате в глаза.

Агата сглатывает и твердо отвечает взглядом на взгляд.

– Ты даже не понимаешь, что ты наделала, девочка, да? – говорит Старший судья Лето.

– Я сказала правду, – говорит Агата. – Теперь никому не нужна ваша сердцеведка. У вас больше не будет власти над людьми Венисальта.

– И ты полагаешь, что возможность по душам поговорить с мертвыми принесет людям радость? – с усмешкой спрашивает Старший судья Лето. – Ах, глупая, глупая маленькая девочка. Мы будем продавать в два раза больше сердцеведки, а через две ночи все эти амулеты будут втоптаны в уличную грязь. Мы спасаем людей от правды, маленькая дурочка.

– Но они же могут сами решать, хотят они слышать правду или нет! – выкрикивает Агата.

Внезапно ее изо всех сил толкают в спину – чья-то рука тянется схватить с пола амулет, и еще один, и еще. Кто-то выдергивает факел из напольного крепления и водит им по стенам, начинается давка, брат Често резко сжимает Агатину руку, тащит Агату сквозь толпу, Агата со всех сторон получает пинки и тычки, и вдруг хриплый голос брата Омеро кричит прямо у нее над ухом:

– Скорее! Скорее! Смотри, Агата! Смотри же!

Дверь, маленькая дверь в полу, дверь, покрытая резной вязью, – обе ее створки теперь распахнуты. Брат Често отпускает Агатину руку и смотрит на Агату, а Агата смотрит на него.

– Прощай, девочка, – говорит брат Често, – прощай, моя хорошая.

Агата быстро обнимает брата Често, а потом подбегает к брату Омеро и, насколько хватает рук, обнимает огромные плечи бывшего палача.