Предел обороны - Игорь Огай

Сергеев разглядел выражение его лица и смолк. А Павел сгреб опера за грудки, притянул к себе еще ближе.

— Дурак ты, мент, — процедил он. — И шутки у тебя дурацкие.

Он оттолкнул окончательно обалдевшего от такой реакции Федора, нашарил новую бутылку, содрал пробку. И приложился прямо к горлу. Дыхание перехватило с третьего глотка, но он все лил и лил в себя огненную воду, пока потолок над ним вдруг не накренился и не ударил по затылку, предательски подкравшись со спины…

Заиндевелая игла вонзилась прямо в затылок, и холод медленно потек через нее сначала под череп, потом ниже, в костный мозг… Чистая ледяная волна морозной свежести, выгоняющая из тканей пары алкоголя, очищающая кровь от токсинов… Каких-то десять секунд, и остался лишь злой, крупный озноб да колючая сухость во рту.

Павел раскрыл глаза. Лежал он все так же на полу на кухне. Рядом валялась початая «Посольская». Выдавленный тюбик полевого шприца торчал в плече.

— Ё-моё, — процедил он и попробовал подняться, мысленно перебирая пункты инструкций, которые сегодня нарушил. Неважно, что писал их Филиппыч на всякий случай, на будущее, когда будет кому их читать. Отдуваться Павлу придется уже сегодня, и в общем-то поделом. Позволить споить себя объекту задержания! А если честно — то и вовсе подозреваемому. Грубее ляпа и представить себе сложно.

Твою-то мать! Вот теперь точно искать Сергеева по всему городу! Вспомнить бы хоть, что успел выболтать ушлому оперу.

— Смотри-ка, сработало… — не слишком внятно донеслось от двери, и Павел оглянулся. — Слышь, человек… Еще такого пузырька у тебя нет?

Федор мог сохранять вертикальное положение, только налегая всем своим весом на косяк. Все-таки водки ему досталось не намного меньше, а времени-то прошло… А сколько, кстати, прошло времени?

— Щас, — пробормотал Павел, окончательно поднимаясь на ноги. — Щас, погоди, найду что-нибудь. Где я ее оставил, черт?..

— Все на столе, — отозвался Сергеев. — Я тебя немножко… Того…

— Обыскал, — мрачно подсказал ему Павел.

Кроме выпотрошенной барсетки с немногими дозволенными для выхода в город спецсредствами — в основном снадобьями атлантов, — на столе пребывали обе кобуры и, отдельно от них, «Гюрза» с лучеметом. Рядом пара запасных обойм — одна с керамическими пулями, другая простая. Оба телефона — ассамблейский и резервный, все пять фальшивых удостоверений, аккуратно сложенные стопкой, раскрытый кошелек с рублями и валютой…

— Слушай, как ты по Москве ходил? — очень натурально удивился вдруг Сергеев. — Тут статей лет на пятнадцать…

— Нормально ходил, — буркнул Павел. — Не все же менты такие ретивые…

Он покопался в тюбиках шприцев. Белый — какой-то универсальный антидот. Желтый — противоядие от самых распространенных групп ядов. Красный — яд, от которого нет противоядия. Малиновый… Да, вот это, пожалуй, может подойти. Транквилизатор, стимулятор высшей нервной деятельности и черт еще знает чего… Или все-таки желтый? Алкоголь ведь тоже по большому счету яд.

Помедлив еще секунду, Павел взял желтый шприц, свинтил с иглы защитный колпачок.

— Руку давай.

Отчаянно соблюдая равновесие, Федор приблизился к столу и припал к нему, как к родному. Павел воткнул иглу прямо через рукав, выдавил тюбик.

— Сядь. Должно подействовать.

— Тут, это… у тебя телефон звонил… — промямлил Сергеев.

— Черт! Какой?

— Оба.

— Два раза черт…

Павел сверился наконец с часами. В отключке он пробыл не больше двадцати минут — ровно столько, сколько Сергееву в его состоянии понадобилось на обыск. Это значило, что мобильная группа могла быть уже на подходе, сегодня ассамблейщики должны реагировать быстро. Интересно, кто назначен в ближайший патруль «Сети»?

Уже почти осмысленным взором Федор следил за Павлом, который торопливо рассовывал имущество по карманам и кобурам.

— Скажи, земляк, — выдал он наконец. — У вас все такие крутые, блин, шпионы вроде тебя? Или есть кто посерьезней?

Павел скрипнул зубами и промолчал. Напоминать ему о недопустимом для профессионала поведении было излишне. Он закончил экипироваться, обогнул стол и остановился прямо перед Сергеевым:

— У меня есть время на один телефонный звонок до того, как сюда ворвутся бойцы. Для них ты можешь стать либо объектом для обработки памяти, либо потенциальным кандидатом в Земной отдел. Помнишь хоть, что мне тут спьяну плел?

— Помню, — кивнул Сергеев.

— Не передумал?

— Нет. Иначе вызвал бы наряд и сдал тебя тепленьким.

— Этим ты меня не купишь. Встань.

— Зачем?

— Встань, говорю! Подними правую руку вверх. Левую положи на сердце. Так… Теперь повторяй за мной: я, человек Федор Сергеев…

— Я, человек Федор Сергеев, — послушно произнес опер.

— …Клянусь свято блюсти интересы Земли и всего человечества.

— …Клянусь блюсти интересы Земли и человечества…

— …Для чего обязуюсь регулярно принимать слабительное и сдавать анализы мочи и кала.

— …Для чего обязуюсь регулярно принимать… Слушай, какого дъявола?

Павел довольно ухмыльнулся.

— Это тебе за «шпиона». Сфотографировать бы сейчас твою рожу и на проходной повесить. Ладно, пошли…

— Один-один, — проворчал опер. — Погоди, мы вообще-то куда?

— На фабрику, в местное представительство Ассамблеи. И учти, Федя, ввязался ты в недетскую игру. Нам сегодня проблем с людьми хватает, так что проверять тебя будут по-черному. Без обид.

Не дожидаясь ответа, он достал ассамблейский телефон, набрал номер.

— Алло, Сергей Анатолич? Это я. Нет, все в порядке, бойцов можно вернуть в патруль… Да, виноват, не брал трубку — беседа у меня была задушевная. Я сейчас человека к вам привезу познакомиться. Надо бы гипербореев и атлантов предупредить. Возможно, понадобится сканирование и занесение в реестр Ассамблеи… Во всяком случае, я надеюсь. Да, скоро. Минут через сорок.

— Ну? — жадно спросил Федор. — Что сказал?

Складывая трубку, Павел кинул на него снисходительный взгляд.

— Да нормально все. Ты еще не наш, но просто так уйти уже не сможешь. Как минимум после терки памяти. Эх, знал бы ты, во что вляпался…

Не остывший еще мотор старенькой «Волги» схватил с пол-оборота. Сергеев едва успел захлопнуть дверцу: отпуская сцепление, Павел покосился на своего пассажира. Что-то все-таки мешало ему смотреть на Федора как на подозреваемого. Чутье, про которое Филиппыч всю плешь проел? Или просто харизма у капитана такая положительная? Может, потому и выпить не отказался, что еще там, в разгромленной квартире на Бочкова, не захотел увидеть в Сергееве врага?