Удивительный мир Кэлпурнии Тейт - Жаклин Келли

Я вспомнила Локхарт — здание суда, лавки, библиотеку, даже электричество. Оплот цивилизации.

— Ну, а вы как туда попали?

— Отряд рейнджеров под командой капитана Бена МакКаллоха преследовал индейцев уже несколько дней. Капитан понял, что команчам придется пересечь ручей, и послал своих людей по округе собрать всех фермеров и поселенцев, сколько смогут, каждого, кто способен носить ружье и взобраться на лошадь. Мы с отцом пахали в тот день, и тут появился один из ополченцев и потребовал, чтобы мы взялись за оружие. Мне было только шестнадцать, но и в шестнадцать в те времена каждый мальчик знал, как скакать на коне и стрелять из ружья.

— И вы… вы убивали индейцев?

— Наверно.

Удивительный ответ. Дедушка пояснил:

— Было столько дыма, пыли и неразберихи, что трудно сказать наверняка. Нас набралось сотни две, у индейцев насчитывалось никак не меньше пятисот воинов, но Бизоний Горб не хотел первым вступать в битву. Стало ясно, что они пытаются нас задержать, пока весь табун не закончит переправу. Они никак не хотели бросить лошадей. Что до остальной добычи, у них были ярды красной материи, они ею украсили военных коней, вплели длинные красные ленты в хвосты. Некоторые индейцы напялили высокие котелки, у других в руках были открытые зонтики. Невероятное зрелище. Но капитан Колдуэлл отдал приказ наступать, и мы рванули вперед, стреляя из ружей. Лошади бросились в разные стороны.

Перегруженные мулы завязли на топком берегу, обезумевшие лошади били копытами. Команчи попали в ловушку — на пути у них оказались лошади, которых они так сильно ценили. Многих потоптали кони, многих застрелили, когда они пытались бежать. Ужасное было дело. Бизоний Горб выжил и сражался в других битвах, но именно страсть к лошадям привела техасских команчей к плачевному концу.

— А вас не ранило?

— Я не пострадал, и мой отец тоже. У нас оказалось удивительно мало убитых. Президент Ламар остался доволен.

— И вы вернулись домой, да?

— Через пару дней мы вернулись на фермы к семьям, но сначала разделили огромную добычу. Не было способа вернуть все это настоящим владельцам, так что мы с отцом получили мула, нагруженного рулоном красного ситца и бочонком виски. Мама очень обрадовалась, и я помню, что много лет подряд мы носили рубашки и штаны из этой самой материи. Одеяла из нее делали и всякое такое.

Я вдруг сообразила, что в моем зимнем лоскутном одеяле есть несколько выцветших красных ромбов.

— Красные кусочки в моем одеяле еще оттуда, да?

— Наверно.

Я решила внимательно изучить одеяло, на которое раньше не обращала должного внимания. Оказывается, я уже давно сплю под остатками индейской военной добычи и ничего об этом не знаю!

— Мне многое довелось повидать. Ведь я родился в двадцати милях отсюда, и вся эта земля тогда принадлежала Мексике. Мне было не больше, чем тебе сейчас, когда Техас добился независимости и стал свободной республикой. Я видел генерала де Санта-Анна, свергнутого диктатора Мексики, которого вели по улицам, закованного в цепи. Прошло еще пять лет, и мы сражаемся с команчами. Еще четыре года, и Техас стал частью Соединенных Штатов. И тут же началась новая война с Мексикой. Еще четырнадцать лет, и мы пытаемся выйти из состава Соединенных Штатов, что привело к самой ужасной войне, единственной, которую мы проиграли. Мы не сумели отделиться. И вот я, старик, который пережил четыре войны, дожил до появления автомобиля.

Он поднялся и добавил:

— Довольно воспоминаний. Продолжим наше путешествие.

Мы собрали остатки еды и влезли в лодку. Через пару минут дедушка вдруг приложил палец к губам, а потом махнул в сторону высокого берега за моей спиной. Мохнатая заостренная морда смотрела на нас из тенистого укрытия. Живой, полный любопытства зверь: не кошка, не собака, что-то посерединке. Медвежонок? В округе еще встречались Ursus americanus, черные медведи, но чрезвычайно редко. Цивилизация быстро наступала на их среду обитания. Мы разглядывали незнакомца, он глядел на нас с не меньшим любопытством, чем мы на него. Зверек выступил из тени на солнечный свет — вытянутая морда оказалась куда короче медвежьей. Речная выдра. Я знала о них, но никогда раньше видеть их мне не доводилось.

Выдра устроила самое настоящее представление в честь моего дня рождения. На брюхе, головой вперед она скатилась с крутого берега реки по узкой полоске грязи, быстро-быстро, я еле успела заметить. Тихий всплеск, и вот она уже в реке, неподалеку от нас.

Я чуть не выронила весла и хрипло прошептала:

— В жизни такого не видела!

Выдра вынырнула на поверхность, улеглась на спину и с явным любопытством продолжала нас разглядывать. Блестящие глаза, шелковистый мех, щетинистые усы. Решив, что хватит на нас пялиться, зверек вдруг нырнул и исчез из виду, только маленькие пузырьки на воде доказывали, что все это не привиделось.

— Lutra canadensis, — сказал дедушка. — Давно их не видел в наших местах, думал, все уже исчезли. Они питаются речными моллюсками и мелкой рыбешкой. Запиши в Дневник, Кэлпурния. Сегодняшний день заслуживает красных чернил.

Я тщательно все записала и добавила (совершенно антинаучно): «С днем выдрения тебя, Кэлпурния!»

Когда Тревис узнал о выдре на день рождения, он тоже захотел ее увидеть. Ни о чем другом говорить не мог. Занудничал два дня, совершенно меня замучил. Наконец мы взяли лодку, запаслись галетами, ветчиной, лимонадом. Бутылку взяли на буксир, чтобы лимонад не нагревался.

За поворотом реки обнаружилась голубая цапля на ногах-ходулях; она ловила рыбу на мелководье, словно кинжалом пронзая гольянов острым клювом. Противно каркнув и втянув длинную шею (голос никак не сочетался с прекрасным оперением), цапля улетела.

Когда мы доплыли до каменистой отмели, я пересказала брату дедушкину историю про битвы с команчами. Он в себя не мог прийти от удивления.

— Почему он никому из нас ничего не рассказывает, только тебе?

И то правда. Дедушка редко разговаривал с внуками и не особенно хорошо их различал. Что ответить Тревису? Я горячо и безраздельно любила дедушку и знала, что и он меня любит. Но наша любовь отчасти основана на общей любви к Науке и Природе. Вдруг один из братьев захочет втереться дедушке в доверие? И ради этого заинтересуется наукой. Ничего подобного они явно не замышляют и вообще стараются не попадаться деду на глаза. Но вдруг? Не желаю я ни с кем делиться. Мой дедушка, мой и только мой.

— Кэлли?

— Что тебе?

— Ты не заболела? — Тревис встревожился, даже улыбаться перестал.

— Все нормально.

— Я спросил, почему он никогда нам не рассказывает о войнах с индейцами и всяком таком.

Зная, на что иду, я вздохнула и ответила:

— Его надо сначала спросить.

— Не, я его боюсь. А ты не боишься?