Книги онлайн и без регистрации » Современная проза » Портрет мужчины в красном - Джулиан Барнс

Портрет мужчины в красном - Джулиан Барнс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 66
Перейти на страницу:

Поцци был убежден, что его теща, необычайно властная мадам Лот, настроила дочь против него. «Она выставляла меня этаким тираном, едва ли не палачом, делая все, чтобы жена меня возненавидела». Ни мадам Лот, ни ее дочь никаких свидетельств тому не оставили. Но слова Поцци ясно показывают, что ситуация была не столь однозначна, как он впоследствии утверждал, и что неприятности начались на самом раннем этапе. В декабре 1879-го, когда у молодой четы еще не закончилось свадебное путешествие, Поцци пишет Казалису из Мадрида:

Тереза безутешна: ее отлучили от материнской груди. Мне пришлось пойти на решительные, почти насильственные меры. Все более и более убеждаюсь, что это было необходимо. Но первая половина нашего медового месяца отмечена некоторой печалью.

Странно, что во время свадебного путешествия у Поцци с языка слетают упреки в адрес жены за ее привязанность к родительской семье и вместе с тем жалобы на отсутствие у нее интереса к его собственным корням. Быть может, он воображал, что жизнь в Париже приучит ее вспоминать лионскую родню с той же отстраненной нежностью, какую сам испытывал к близким, проживающим в Бержераке. Какое-то время ему верилось, что ее тоска по дому – лишь «облачко», как он выражался, над их супружеством. Но он недооценивал глубину чувств между матерью и дочкой. Не прошло и года, как мадам Лот перебралась в Париж и ее власть над Терезой, с точки зрения Поцци, еще более окрепла. По-видимому, дело упиралось в то, что мать она любила сильнее, чем мужа, и помешать этому было невозможно. Но достаточно ли здесь оснований, чтобы молодая жена в возрасте слегка за двадцать начала «хладнокровно просчитывать» возможности раздельного проживания?

19 сентября 1882 года Поцци писал в дневнике: «В глазах света у нас великолепные отношения, но без признаков близости». О намерении Терезы сохранять видимость благополучия лишний раз свидетельствует ее совместная с мужем поездка в Тунис, куда Поцци в минувшем году был командирован по службе. К тому же «без признаков близости» не означало разрыва супружеских отношений. Терезе предстояло родить еще двоих: Жан, двумя годами младше Катрин, появился на свет в 1884-м, а Жак – позднее дитя, «настоящее чудо» – двенадцатью годами позже, когда матери уже стукнуло сорок, а отцу пятьдесят. Впрочем, Тереза главным образом вела дом, давала званые обеды и суаре, ходила в церковь и не ограничивала Поцци в средствах на пополнение его коллекций, на совершение эстетических покупок, на приобретение английских твидов и портьерных тканей фирмы «Либерти». Тридцать лет их чета соблюдала светские приличия и вызывала неприличные пересуды.

После выхода романа «Наоборот» Гюисманс, к своему удивлению, получил письмо от «восторженного почитателя», приславшего ему ряд весьма недвусмысленных фотографий. Они изображали самого отправителя в различных позах и всевозможных театральных костюмах, а также виды его спальни, «обставленной сообразно дешевому вкусу распутной женщины». Обожатель подписался «Жан Лоррен».

Лоррен – денди, поэт, прозаик, драматург, рецензент, хроникер – в середине последнего десятилетия XIX века слыл в Париже самым высокооплачиваемым журналистом; он специализировался на скандалах и сплетнях, баловался эфиром и не чурался дуэлей; для многих он представлял опасность, в отношении многих намеренно заходил слишком далеко и, не в пример другим искушенным эстетам и денди, с коими водил дружбу, практически не скрывал своих интимных наклонностей. Это был завсегдатай баров и винных погребков, клубов и дансингов, сомнительных кафешек и увеселительных заведений. В его кругу принято было совмещать высокое и низкое, салонное и уличное; все, что посредине, он, выходец из среднего класса, презирал. Его отец владел судоходной страховой компанией и кирпичным заводом в нормандском Фекане. Юный Поль Дюваль по своему хотенью превратился в Жана Лоррена.

Портрет мужчины в красном

Антонио де ла Гандара. Жан Лоррен. 1898

Такую фигуру не очень хочется включать в текст: она грозит вытеснить собой многое другое. Этот человек отличался экстравагантностью и бесстрашием, не считал нужным скрывать презрение и злость, соединял в себе талант и зависть, был ненадежным другом и мстительным недругом. Но когда Сара Бернар познакомила его с Поцци, тот в течение трех десятилетий принимал его у себя в доме на Вандомской площади, оставаясь ему добрым приятелем, хранителем тайн и лечащим врачом. Поэтому без Лоррена здесь не обойтись. Как отмечают многие биографы, нам, к сожалению, не дано выбирать друзей для главного героя.

Лоррен воплощал собой и культуру, и анархию Прекрасной эпохи. Он, по свидетельству бельгийского поэта Юбера Жюэна, «до отвращения любил свое время». За его серо-зеленые лягушачьи глаза с тяжелыми веками знаменитая Ла Гулю, танцовщица из «Мулен Руж», дала ему прозвище Сонный Принц. Иные подменяли описание его внешнего вида выражением моральной (и гомофобной) гадливости. Биограф Пруста Джордж Пейнтер говорил о нем: «Крупный, обрюзглый извращенец… одурманенный, накрашенный и напудренный… [который] унизывал множеством дорогих перстней свои толстые, белые, рыбоподобные пальцы… [Он] принадлежал к тому опасному типу извращенцев, которые во избежание скандала щеголяют своей мужественностью, а другим приписывают всяческие извращения». В последней фразе наблюдается явный перекос, тем более что Лоррен в открытую именовал себя Посланником Содома. Из-под пера биографа Поцци выходит «уродливый, лоснящийся писака-рифмоплет-критик-журналист-содомит-наркоман, испугавший маленькую Катрин Поцци».

Леон Доде, который, как и Лоррен, не считал нужным таиться, писал:

У Лоррена было широкое, щекастое лицо порочного куафера; волосы его, расчесанные на пробор, лоснились от масла пачули, глаза жадно таращились, мокрые губы роняли слюну и при разговоре шлепали. Как падальщик, он подкармливался клеветой и грязью, разносимой челядью салонных бездельников, содержанками и великосветскими сводниками. Вообразите клокочущий поток, вырывающийся из больничной сливной трубы. Этот маньяк особого рода соединял в себе два, если не три пола, носом чуял сенсацию и художественный стиль… Он выплескивал на газетные полосы ядовитые намеки и псевдоженскую стервозность, описывая дома, где его принимали, дома, где его больше не принимали, и дома, где еще не успели его принять. Бесхребетность той эпохи выражалась хотя бы в том, что Лоррену многое сходило с рук: его далеко не каждый день награждали заслуженным пинком под зад и не охаживали тростью.

Лоррен красил усы хной и пользовался сиреневой пудрой; ему было привычно слышать за спиной шепоток: «Вот наштукатурился». Его приятно щекотала рискованная сторона однополых контактов: садистские практики и, по выражению Уайльда, «пиры с пантерами»[53]. Впрочем, как и в случае Уайльда, пантеры зачастую оказывались бродячими котами. Иногда Лоррен на ночь глядя отправлялся куда-нибудь с Итурри, партнером Монтескью: обычно в дансинги Пуан-дю-Жура и другие места свиданий. Лоррен, который, по оценке Гонкура, «был натурой темной и безрассудной», вечно затевал драки, получал по лицу связками ключей и возвращался с рукой на перевязи. Гонкур вспоминает, как Лоррен однажды явился к нему с подбитым глазом и «черепно-мозговой травмой, которая потребовала полудюжины пиявок для очистки раны».

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 66
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?