Хоровод воды - Сергей Юрьевич Кузнецов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За окном пошел дождь. Я откинулся на кожаные подушки заднего сиденья и сказал уже самому себе: Слава богу, молодость прошла. Можно успокоиться, можно не думать о сексе, не предаваться эротическим мечтам, не представлять себе соски, груди, бедра, не считать дни до следующего перепихона. Можно жить спокойно.
Я в это верил, честное слово.
А через полгода встретил Дашу.
История Аниной семьи проста: бабушка Джамиля родилась в 1924 году, от прадедушки Мусы и прабабушки Гульнары. В 1954 году Джамиля родила Анину мать, которой дала русское имя Татьяна и отчество Олеговна. Вот и все, что осталось от второго Аниного деда, – и еще семейная легенда, которую рассказывала бабушка Джамиля, я тоже ее расскажу в свое время.
Вторую дочку Джамиля родила через восемь лет. В честь матери назвала ее Гульнарой, в качестве отчества хотела поставить прочерк, но потом написала «Юрьевна». Когда спрашивали – шутила, что в честь Юрия Гагарина. Действительно: Гуля родилась где-то через девять месяцев после первого полета в космос.
В 1971 году Анина мать вышла замуж за Сашу Мельникова и развелась с ним в 1975-м. Аня-Эльвира родилась в 1972-м, на десять лет раньше своей двоюродной сестры Риммы.
Кто отец Риммы – никто не знает. По установившейся, так сказать, семейной традиции.
Римма живет сама по себе, на семейные праздники почти не приходит. Я ее даже не видел ни разу, мне трудно представить, как она живет. Тем более она работает в офисе, а я в офисах отродясь не бывал.
Мне кажется, Никита справился бы с этой задачей лучше меня. У него, небось, у самого такие Риммы работают. Так что пусть он и вообразит себе Римму, двоюродную сестру своей сводной сестры…
Римма просыпается легко. Она не любит опаздывать. Ей кажется, Сазонов так и ждет промашки, чтобы ткнуть носом, поставить на место.
Не дождется.
Высокие каблуки, юбка до колена, светлый жакет, выбеленные волосы. Волевая складка губ. Крошечные золотые сережки в ушах.
Проходит по офису, отпирает дверь своим ключом и садится за свой стол в приемной. Она персональный ассистент Владимира Сазонова.
Job description:
• контроль исполнения поручений руководителя,
• ведение документооборота, подготовка протоколов совещаний,
• обеспечение документальной и информационной поддержки деятельности руководителя,
• организация встреч, презентаций,
• организация и документальное сопровождение деловых поездок (заказ билетов, бронирование гостиниц, подготовка документов для получения виз).
Интим не предлагать.
Когда устроилась на работу, позвонила маме впервые за два месяца. Мама сказала: Он будет тащить тебя в постель. Римма ответила: Пусть только попробует. У меня все под контролем.
Сазонов не пробовал.
Грузный сорокапятилетний мужик. Вечно мятые дорогие костюмы, хорошая обувь, BMW с шофером. В нем было что-то от бюрократа из старых фильмов – и от бывшего спортсмена, которого жизнь заставила подыскать другое занятие.
Римме он даже нравился.
Он проходил в свой кабинет, с полуулыбкой кивал, просматривал документы, принимал клиентов и заказчиков, вел себя как хозяин – но все же ощутимо трепетал, когда звонили сверху.
Что поделать – большая корпорация. Римма такую и выбирала.
Медстраховка, соцпакет, белая зарплата, трудовая книжка.
А куда важнее – ощущение силы, исходившее от массивного здания в самом центре Москвы.
Ощущение своей причастности этой силе.
Высокие каблуки, юбка до колена, светлый жакет, выбеленные волосы.
Утром Римма подолгу смотрела в зеркало. Представляла себя эдакой белокурой бестией, скрытой садисткой, эльзойволчицей-СС. Вживалась в образ.
Весь день – не расслабляться. Не выходить из имиджа. Не терять контроль.
Контроль – это все.
Ее бабушка была снайпером. Бизнес – это выстрел, сказал однажды в Real McCoy случайный знакомый.
Вечером Римма возвращается в свою съемную квартиру, вешает в шкаф юбку и жакет, надевает джинсы и майку, включает DVD, садится на диван.
Можно расслабиться, можно почувствовать себя маленькой девочкой. По крайней мере – попробовать.
Маленькие девочки должны смотреть мультики. Римма ставит диск с каким-то новым аниме, запивает чаем смесь «Джаз» (сухофрукты плюс орехи), смотрит, как маленькие японские школьницы в гольфиках и коротких юбках – почти такие же, как она, – стреляют с двух рук, взлетают под облака, мухами ползут по стенам, проваливаются под воду – во владения водяных с блюдцами на головах, в объятия многоруких подводных монстров… щупальца, как у осьминогов, усы, как у сома.
И все они смотрят на Римму глазами Сазонова, смотрят знакомым похотливым взглядом, тем самым, которым я отмечаю каждое Дашино движение: раздевающим взглядом сорокалетних мужчин, охочих до юной плоти.
– Дядя Саша, а жалко, что дуэлей сейчас нет, правда? Вот живет на свете какой-нибудь скот, и ничего с ним не сделаешь.
– На дуэлях иногда и скоты побеждали, – возразил дядя Саша.
– Не верю.
– А Дантес?
Саша пристыженно замолчал.
– На самом деле, Сашок, ты прав, – сказал дядя Саша, – жалко, что дуэлей нет.
У дяди Саши – густые усы, как у Михаила Боярского в телефильме про мушкетеров. Он задорно смеется, чайник кипит на плите. Саша-маленький любит бывать у дяди. Ему нравится, что их зовут одинаково. Нравится у дяди дома, где совсем нет книг, зато есть диковинные камни, сушеные морские звезды, большая карта Союза, где нарисованы яркие звездочки всюду, где побывал дядя Саша.
Маленький Саша вместе с мамой жил в однокомнатной квартире в новостройке на юго-западе Москвы. За окнами расстилался лес, за ним овраг. Осенью, гуляя с бабушкой, Саша любил воображать, будто овраг – это прерии и там, в холмах, прячутся бледнолицые охотники, а он – отважный Ульзана, вождь апачей. Фильм про апачей Саша посмотрел летом на даче в Кратово. Его показывали три раза, и каждый раз Саша бегал смотреть. Там было много классного кино: не только про индейцев, но и про мушкетеров, про графа Монте-Кристо, про месть и закон, про мстителя на черном мотоцикле, про парижские тайны и про белое солнце пустыни. До сих пор Саша помнил соленый вкус слез, когда жена Верещагина бежала вдоль кромки моря под песню, которую он когда-то пел, вкус слез – и вкус билета за десять копеек, к концу сеанса он превращался во рту в папье-маше. Саша воображал, что это жвачка, о которой так много рассказывали ребята в классе и которую он ни разу не пробовал.