Любовь к роковым мужчинам - Светлана Лубенец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Через полчаса Марго спустилась вниз. У подъезда стояло знакомое авто — синее «Рено», но без «шашечек». И мужчина возле этого авто был вроде знакомый, а вроде и нет.
— Рита, привет! Это я, — улыбнулся он.
— О господи… Ваня?! А борода твоя где? — Марго подбежала к нему и, не в силах сдержать эмоции, провела ладонью по его щеке.
— Ты же сказала, что терпеть не можешь бороды. Вот я ее и того.
— Терпеть не могу… — повторила она. — Ваня! Ты всех, что ли, слушаешься? Или только меня? А если я тебе скажу из окна прыгнуть — ты тоже прыгнешь?
— Да, — спокойно ответил он.
Марго ошеломленно смотрела на него, полуоткрыв рот. Иван засмеялся:
— Шучу, шучу! Я сам собирался побриться, да все тянул. Твои слова только подтолкнули меня. Ну правда, хожу как разбойник, людей пугаю…
Марго засмеялась. Без бороды Иван выглядел много моложе и интереснее. Его борода была — как маска, скрывавшая до поры до времени лицо.
— Ты красивый, — серьезно произнесла Марго. — Мне даже не по себе как‑то.
— Максим красивый, а я так, — он махнул рукой, продолжая шутить. — Это ему надо электорат охмурять, а я что…
— Нет, ты красивый!
— Разве для мужчины внешность важна?
— Еще как. Знаешь, на кого ты похож? На одного актера, сейчас вспомню его имя… На Джеймса МакЭвоя, вот!
— Не знаю такого.
— Я недавно фильм смотрела, «Джейн Остин», вот ты копия его главного героя, возлюбленного писательницы. Я люблю смотреть фильмы про писателей, — задумчиво произнесла Марго. — Но это дурацкий фильм. Актеры хорошие, а фильм — глупый.
— Почему?
— Потому что эта Джейн Остин, по фильму, отказалась от своего возлюбленного, из каких‑то благородных соображений. Принесла себя в жертву, словом.
— А ты, на ее месте — не отказалась бы? — с интересом спросил Иван.
— Нет. Никогда. Никогда я не стала бы приносить свою любовь в жертву — даже ради самых высоких целей. Писать книги о возвышенной любви, над которой все плачут, — это одно, но самой, в реальной жизни добровольно барахтаться в розовых соплях… Глупо. Ладно, поехали! — оборвала свой монолог Марго.
— А куда?
— По городу просто. Осмотрим тут все.
Они прокатились по центру, затем Иван стал увеличивать круги, сворачивая все ближе к окраинным районам.
— Иван, а там что? Аттракционы какие‑то за оградой?
— Новый парк недавно открыли. Летом аттракционы работают да кафе с шашлыками… Весь город тут собирается. Гуляют.
— А что со старым парком?
— От старого почти ничего не осталось, — неохотно произнес Иван. — Там сейчас сплошное запустение…
Но Марго уже интересовала новая тема.
— Да, а «шашечки» на твоей машине куда делись? — спросила она.
— «Шашечки» на магнитах, я их снял. Сейчас же я не на работе… Как тебе родной город, сильно изменился?
— Не очень. Центр тот же, только почище, а окраина выросла, одни многоквартирные дома, — ответила Марго. «На Макса Иван совсем не похож. Но это его родной брат. Почти как Макс. Голос чуть‑чуть похож, и как лоб хмурит…» И у нее вырвалось: — Ваня… Ваня, а ведь дислексия — это не болезнь. Это отклонение от нормы, но, в принципе, все корректируется.
— Сейчас поздно об этом говорить, — пожал плечами Иван. Он как будто ни о чем не жалел. — Да и в те давние времена, когда можно еще что‑то исправить, с медициной… не очень как‑то было. В нашем городе особенно. Надо было в Москву ехать, специалистов искать. Мама одна, работала. Кому со мной заниматься? Нет, Рита, ты за меня не переживай…
— А как же тебе права дали?
— Господи, ты смеешься, что ли… Спокойно дали, — со смешком произнес он. — Тем более что у меня знакомый в водительской комиссии был.
— Да, что я спрашиваю… Сейчас половина водителей, судя по всему, страдает дислексией. Ой, прости! Вспомнила московских бомбил…
— Да ничего.
— Останови здесь.
Иван послушно притормозил. Марго вышла из машины, направилась к мостику через крошечную речушку. Место было пустынное, заброшенное, но именно своей бесприютностью оно и поразило Марго.
Она приблизилась к железным перилам, оперлась о них ладонями (перчатки забыла в машине), посмотрела вниз. Речушка внизу была скована серым, потрескавшимся льдом, в который вмерз мусор. Сбоку, вдоль набережной, тянулись ветхие гаражи с ржавыми крышами. Судя по всему, ими никто не пользовался. Что скрывалось в их черных глубинах?.. Старый хлам или… что?
Захрустел слежавшийся снег — это Иван подошел сзади. Вытащил из кармана свои перчатки и принялся натягивать на руки Марго. Она молча, не сопротивляясь, позволила ему это сделать. «Это его брат. Его брат. Почти как он. Только в тысячу раз добрее!»
И тут с ней произошло нечто странное, необъяснимое. Она обняла Ивана, щекой прижавшись к его груди, и замерла. Он тоже ее обнял.
Так они и стояли вдвоем на мосту, обнявшись, неподвижно. «Я взрослая женщина, а веду себя точно девочка. Все ищу утешения… Нашла у кого искать! — поддела себя она. — У этого Ванечки, которого самого жалеть надо!»
Марго оторвала щеку от его груди, посмотрела снизу вверх.
Иван, щурясь от ветра, недовольно сжав губы, глядел вперед, куда‑то вдаль, где высились фабричные трубы. И он совсем не выглядел человеком, которого надо было жалеть. Он, правда, был сильным. Он не остался мальчиком со сломанной судьбой. Он стал мужчиной.
— Неуютное место, — произнес он. — Слишком мрачное.
— Я тоже так подумала. Я бы описала его в романе.
— Напиши лучше про что‑нибудь хорошее. Про лето, солнце и… про счастье.
— Ага, поняла. Он любит ее. И она его. Но им мешают. Этот маньяк, например, — сказала Марго и вспомнила Костю, любителя дешевых сюжетов.
— Ты правда хочешь его вычислить? — с интересом спросил Иван. — Было бы здорово. Наверное, это уродливый псих какой‑то…
— Нет, Ванечка, что ты! — засмеялась Марго. — Все маньяки выглядят очень приличными, достойными людьми. Именно на них и нельзя подумать, что это они совершали преступления!
— Идем в машину, ты замерзла.
— Ты обо мне так заботишься… Это расслабляет. Обо мне сто лет никто не заботился.
— Ты придумщица. Этого не может быть, — покачал он головой с искренним недоумением. — Мужчины, наверное, с тебя пылинки сдувают…
— Ой, не смеши! Ладно, поехали к вокзалу, там все посмотрим.
…Они остановились неподалеку от вокзала, за оградой, смотрели на людей. Гадали, кто мог бы быть маньяком, опять шутили, дурачились.