Первый ученик - Аня Сокол

– Когда? – Грош убрал трубку в карман.

– Я позвоню. – Мужчина взял отложенную книгу и перевернул страницу.

Макс ждал звонка весь остаток дня и даже часть ночи, которую провел в больнице, легко поддавшись на материнские уговоры. Точно так же поддались и врач, и сестра-хозяйка, выделившая парню закуток со швабрами, раскладушку и байковое одеяло неопределенной расцветки. Он мог пойти домой, он почти хотел этого, но, глядя в умоляющие серые глаза, сдался. Мать не боялась оставаться одна, она боялась, что один останется он.

Но дома он все-таки побывал, пусть и не совсем так, как рассчитывал.

Чтобы добраться до родительской квартиры, нужно сесть на третий автобус, доехать до церкви, пересесть на девятнадцатый и выйти за одну остановку до конечной, на улице Старого Яма.

А можно дойти пешком. Сжимая руки в кулаки, то и дело останавливаясь, задирая голову к темному небу. Двухчасовая прогулка как способ успокоить бушевавшую внутри ярость.

Знакомая до каждой выщерблины лестница, дверь из фанеры, выкрашенная коричневой краской. У него не было ключей, но он почему-то был уверен, что она не заперта. Полумрак коридора, брошенная как попало обувь, мерцающий свет работающего телевизора в дверном проеме.

В большую, обставленную старой мебелью комнату он прошел не разуваясь. Круглый стол по центру, вместо скатерти – затертая на сгибах клеенка. На стуле, глядя на беззвучное изображение экрана, сидел мужчина. Перед ним опустошенная наполовину бутылка, стопка и банка помидоров.

– Пришел, умник? Я уж заждался. – Он рассмеялся. – Давай-давай, проходи, выпей.

Рука схватила бутылку, и прозрачная жидкость, булькнув, перелилась в стопку. Мужчина был нетрезв, но движение отработано настолько, что мимо не пролилось ни капли.

– Давай, – взмах рукой.

Гость не шевельнулся.

– Али ты не мужик?

Вошедший не ответил, он стоял и смотрел на стареющего алкоголика с его выпирающим брюшком под растянутой майкой, на волосатые руки и испытывал отвращение. Больше всего на свете ему хотелось оказаться подальше от этих стен, оклеенных обоями в цветочек, подальше от этого пьяного урода.

– Али ты меня не уважаешь? Уже западло поднять стопку с таким, как я? – Мужик поднялся, угрожающе качнулся вперед, пальцы сжались в кулаки. – Высокомерный щенок. Все вы чернорубашечники такие, все…

Он замахнулся, но гость легко ушел от удара. Пьяного повело в сторону, он задел бедром стол. Бутылка упала, разливая остро пахнущую жидкость.

– Урою, мразь, – заорал он, бросаясь на молчаливого гостя.

Бутылка докатилась до края стола и упала на пол, каким-то чудом не разбившись.

Хозяин ударил снова, на этот раз удачнее, по лицу не попал, но задел плечо. Пришедший толкнул пьяного, тот грузно сел обратно на стул.

– Ублюдок, – взревел мужик, поднимаясь и бросаясь на гостя, лицо покраснело, вены на шее вздулись.

Это даже не было похоже на драку. Это вообще ни на что не было похоже. Размашистые, дерганые движения пьяного с лихвой компенсировались силой. Пришедший отступал, блокировал удары, словно не желал причинять хозяину вред. Замах, гость пригнулся, короткий рык, удар в пустоту – и пришедший скользнул в сторону. Ругательство, гость перехватил руку и снова оттолкнул от себя хозяина.

Но долго так продолжаться не могло, от всех ударов не уйдешь. И кулак мужчины все-таки врезался в живот. Из горла пришедшего вырвался хрип.

– Получил, сопляк, – удовлетворенно сказал пьяный и ударил снова, на этот раз в грудь.

Гость согнулся, задевая и опрокидывая стул.

– Мразь!

Мужик налетел, уронил противника на пол, подмял под себя и ударил. Гость поднял руки, все еще защищаясь, а не атакуя.

– Я научу тебя уважать старших! Научу, – удар по рукам, – уважать, – удар в лицо – и что-то хрустнуло, – старших!

Гость все еще молчал, и только хриплое дыхание срывалось с разбитых губ. И это бесило мужчину. Он хотел слышать мольбы о пощаде, он привык их слышать. Это доставляло удовольствие, охлаждало ярость. Они должны были хныкать и просить. Он здесь хозяин. Он, и только он, будет решать, когда остановиться. Но упрямый молодчик в черной рубашке продолжал молчать.

– Сопляк! – Удар.

Темно-серые глаза встретились с черными, небо с землей. Что они увидели друг в друге? От чего занесенная рука пьяного чуть дрогнула? Неизвестно. Но мужик бы все равно ударил, на этот раз чужая безмолвная боль не приносила удовлетворения.

Из-за спины нападавшего появилось лезвие, поймало искусственный свет телевизора и четким движением прочертило на горле хозяина горизонтальную линию. Кожа разошлась в стороны, окатив лицо и руки гостя алой кровью. Булькнуло, челюсть клацнула, и прежде, чем мужик с остановившимся взглядом повалился вперед, пришедший успел подумать лишь об одном: «Почему кровь такая горячая? Разве она может быть такой горячей?»

Макс рывком поднял голову от подушки. Все еще ощущая на коже обжигающее прикосновение чужой смерти. Сердце грохотало в ушах, во рту было сухо, пальцы сжимали край одеяла.

Что было? Сон? Явь? Мечта?

Парень сел и протер лицо руками. День начинался так, что впору совсем не вставать с кровати.

Телефон зазвонил за полчаса до полудня, ровно в тот момент, когда он сидел в палате матери, а человек в серой форме корпуса правопорядка сообщал, что этой ночью в их доме был убит его отец, Грошев Вирон. Не ответить он не мог, пусть мать, едва замечая, что происходит вокруг, цеплялась за руку, как заведенная, повторяя одно и то же:

– Нет! Боги, нет! Макс, нет, пожалуйста!

Парень поднес телефон к уху.

– Серый «Тенвер»[14] на больничной стоянке, – сказал хриплый голос. – Избавься от формы, в ней ты привлекаешь внимания больше, чем клоун в трико. – Голос замялся, но все же добавил: – И постарайся не привести следака, что сидит напротив.

Макс опустил аппарат. Пальцы матери впились в его запястье, из глаз катились слезы, на рвущее грудь дыхание не хватало сил. Она мотала головой, не слушая, что говорил офицер. Не желая слушать и все еще повторяя:

– Нет! Нет! Нет! Максим!

Будто он что-то мог изменить.

Конструкция вокруг ее колена шевельнулась, когда она попыталась приподняться, но парень положил руки на плечи, удерживая на месте, и едва заметно кивнул капитану корпуса. Слава богам, тот все понял.

В палату вошли трое, соседка с напуганным лицом, доктор и медсестра, сменившая Гроша у кровати и также старающаяся удержать мать на месте.

– Как он умер? – спросил Макс, выходя вместе с офицером из палаты.