Свидание у Сциллы - Жан-Мишель Риу

— Ничего? Смеешься?

— Ничего, уверяю тебя. Я ничего не знаю.

— Сомневаюсь, но теперь это не имеет значения.

— Почему?

— Гено умер. Издательство получило уведомление. Поль очень расстроился. Он знал этого господина, поскольку с ним был связан его дед.

Итак, умер последний свидетель. Я с трудом скрыл разочарование, понимая, что сейчас надо продвигаться вперед.

— Когда он умер? — спросил я.

— В прошлом месяце. После продолжительной болезни. Логичный конец респектабельного человека. Как видишь, ничего оригинального. — Мне хотелось повесить трубку, но меня ждал урок нравственности. Ребекка считала, что всему свое время. Сегодняшний день посвящен только концентрации сил. — Ты странно рассуждаешь. Получается, что старик, друг Марселя Мессина, причастен к смерти Клауса. По-твоему, покойник может быть Убийцей, Матиас?

— Я говорил тебе, что он замешан в смерти Клауса?

Ребекка немного успокоилась, повторяя, что следовало бы провести посмертное расследование, а еще лучше сосредоточиться на самом Клаусе.

— Вы были лучшими друзьями. Всех беспокоит твое молчание. Люди стараются дозвониться тебе, но твой проклятый телефон все время занят!

— Ты сама утверждала, что толпа слишком торопится и лучше подождать.

— Не теперь. Я за тобой заеду. Ты готов? Хотя бы побрился? — Я пообещал, что буду готов через час, чтобы она наконец замолчала. — В семь часов, отлично! Жду без опоздания. Шевелись!

Держа телефонную трубку, я взглянул на координаты Гено, нацарапанные на клочке бумаги. Адрес, телефон… Эти два слова стучали в мозгу в ритме сигнала «занято». Адрес, телефон… Я набрал номер Пьера-Эжена Гено. Если он мертв, позвоню его привидению, если и его нет, попрошу кого-нибудь другого, и кто бы ни был этот человек, ему придется рассказать, что произошло 13 сентября 1943 года.

После третьего звонка сняла трубку женщина. Я растерялся.

— Мадам Гено?

— Да?

— Матиас Скриб. Извините, что беспокою вас.

— Мы знакомы?

В голосе прозвучало сомнение неуверенного в себе старого человека. Добыча показалась мне легкой. Я бросился вперед очертя голову.

— Косвенно. Марсель Мессин, мой покойный друг, часто рассказывал о Пьере-Эжене Гено. Я долго был за границей и только что узнал о кончине вашего мужа. Примите мои искренние соболезнования.

Я даже не стыдился своего вранья. Ведь речь идет о торжестве правды, а здесь все средства хороши. Я был убежден, что она ничего не заподозрила.

— Благодарю вас, господин…

— Скриб. Матиас Скриб.

— Благодарю вас. Однако, кажется, я никогда не слышала вашего имени от Марселя Мессина, господин Скриб.

— То есть…

— И голос у вас молодой! Не сердитесь, но вряд ли вы были другом Марселя.

Быстро меня разоблачили! Не хватало только смутиться.

— По правде говоря, я романист, автор исторических романов. Мы часто виделись с Мессином, когда я писал книгу о Сопротивлении.

Я закрыл глаза. Все мое вранье лопнет, как мыльный пузырь, если мадам Гено спросит название книги. Она поступила еще хуже, сказав:

— Вы удивляете меня. Марсель никогда не говорил о войне. Ни с кем. Вот почему ваш звонок удивляет меня. — Похоже, ее не возмущало и не беспокоило, что какой-то любопытный лезет в ее жизнь и врет самым наглым образом. Она этого не понимала, вот и все. — Лучше скажите правду. Пожилых людей не надо обманывать. Признайтесь, что вы ищете. Вы не грабитель?

— Нет!

— Журналист?

— Нет, уверяю вас, я пишу книги…

— Как и другой?

— Какой другой? — выдохнул я.

— Очень трудное имя. Ах, моя память…

У меня невольно сорвалось с губ:

— Клаус Хентц?

— Да, Клаус Хентц. Он звонил мне два месяца назад… возможно, больше. Хотел поговорить с моим мужем, но бедняга был очень плох.

Слабый голос старой дамы оборвался. Я представлял ее маленькой и хрупкой. Вот она сейчас упадет, разобьется, и я ничего не узнаю. Рискнув, я сказал самым ласковым и учтивым тоном:

— Не хочу злоупотреблять вашим вниманием, но позвольте еще один вопрос: Клаус Хентц интересовался участием вашего мужа в Сопротивлении?

— Да.

— Подробностями жизни партизан?

— Чем-то вроде этого.

— Как ваш муж попал к партизанам?

Старая дама явно обретала силы.

— Эти же самые вопросы задавал мне он. Это ваш друг?

— Да. Близкий друг.

— Надеюсь, вы меня больше не обманываете?

— Нет, мадам Гено, уверяю вас.

— Охотно верю. Но в таком случае, почему бы вам не спросить его самого?

Вдова была так логична, будто играла партию в бридж, единственный вид спорта, доступный людям ее возраста. К чему врать? И я сказал правду:

— Он умер и, как его лучший друг, я решил продолжить дело. Попытаюсь закончить его работу.

— Как печально! — очень искренне вздохнула она. — Клаус Хентц… Это о нем говорили по телевидению? Его убили вчера вечером перед театром?

— Да.

— Это печально, — повторила она.

— Действительно, Клаус был моим другом и…

— Я не о вашем горе, а о вашей книге про Сопротивление.

— Почему же печально?

— Я отдала вашему другу все, что мой муж хранил с того времени. Фотографии, письма, все…

— Все?

— Пьер-Эжен был в больнице, а ваш друг так располагал к себе. Он очень настаивал и обещал все вернуть.

— И вернул?

— Да, но, узнав об этом, мой муж был недоволен и попросил меня все сжечь.

— И?…

— Я сделала это. — В наступившей тишине я услышал, как скрипнул паркет в ее комнате. Я представил себе высокие потолки, узорчатые шторы, пианино с сувенирами на крышке. Паркет скрипнул еще раз. Во время нашего разговора мадам Гено стояла. Она устала и вот-вот повесит трубку. — Это, без сомнения, лучший выход, — заключила она.

— Вы правы.

— Таким образом мы выполняем волю наших усопших.

— Вы правы, — повторил я.

— Передайте мне одну из ваших книг, я с интересом прочту ее.

— Обещаю.

— Крепитесь. Надо пережить испытание.

— Спасибо, мадам Гено.

— Не за что, господин… Ах, эта память! Как ваше имя?

— Скриб, Матиас Скриб.