Оскорбление нравственности - Том Шарп

Пока Веркрамп, погрузившись в изучение психологии отклоняющегося поведения, старался забыть о докторе фон Блименстейн, сама она, не подозревая, сколь изменилось уважение к ней Веркрампа под воздействием ее сексуальности, изо всех сил старалась вспомнить подробности вечера, проведенного накануне ими вместе. Единственное, что она помнила, — как ее доставили в городскую больницу Пьембурга, и водитель «скорой» заявил, что она эпилептик. Недоразумение, однако, быстро разъяснилось, был поставлен верный диагноз — мертвецки пьяна, — после чего, насколько она помнила, ей промыли желудок, посадили в такси и отправили домой в Форт-Рэйпир, где наутро у нее состоялось неприятное объяснение с главным врачом психбольницы. С тех пор она несколько раз звонила Веркрампу, но его телефон был постоянно занят. В конце концов она отказалась от попыток дозвониться, решив, что гоняться за ним ниже ее достоинства.

«Со временем он сам ко мне придет, — самодовольно решила она. — Никуда он не денется».

Каждый вечер, принимая ванну, она с удовольствием рассматривала в зеркале отметины, оставшиеся от зубов Веркрампа, а на ночь клала под подушку разорванные пунцовые трусики — доказательство чувств лейтенанта к ней.

«Какие у него сильные потребности в оральном контакте!» — думала она, и сердце замирало от счастья, а грудь тяжелела в предвкушении.

Миссис Хиткоут-Килкуун была слишком леди, чтобы предаваться сомнениям насчет того, прилично ли ей поддерживать знакомство с коммандантом Ван Хеерденом. Каждый день после обеда старинный «роллс-ройс» бесшумно скользил по дорожке, останавливался у поля для гольфа, и миссис Хиткоут-Килкуун играла — и играла очень хорошо, — пока не появлялся коммандант. После чего она вовлекала его в разговор и тем спасала от необходимости демонстрировать весьма скромные способности к гольфу.

— Вы, наверное, страшно от меня устали, — проговорила она как всегда томно и еле слышно, когда они в очередной раз сидели на веранде гольф-клуба и беседовали.

Коммандант заверил ее, что ничего подобного.

— Я так мало соприкасалась с настоящей жизнью, — продолжала она. — Потому-то мне нравится общаться с мужчинами, про которых можно сказать, что они je ne sais quoi.[22]

— Ну, не знаю, — скромно ответил коммандант. Миссис Хиткоут-Килкуун погрозила ему затянутым в перчатку пальцем.

— А вы еще и остроумны, — сказала она. Коммандант так и не понял, чем была вызвана и к чему относилась эта фраза. — От человека, занимающего высокий и ответственный пост, обычно как-то не ждешь чувства юмора. Ведь быть коммандантом полиции в таком большом городе, как Пьембург, — это же ужасная ответственность. Наверное, бывают ночи, когда вы от беспокойства просто не можете заснуть.

У комманданта были за последнее время несколько ночей, когда он не мог заснуть, однако о причинах этого он предпочел бы не распространяться.

— Когда я ложусь спать, то сплю, — ответил он. — По ночам меня ничто не беспокоит.

Миссис Хиткоут-Килкуун окинула его взглядом, полным восхищения.

— Как я вам завидую! — сказала она. — Я так страдаю от бессонницы. Обычно лежу и думаю о том, как все изменилось в жизни. Вспоминаю, как прекрасно было в Кении, пока не появились эти ужасные мау-мау[23]и не испортили все. Во что сейчас превратили черные эту страну?! Там даже не проводятся больше гребные регаты! — Она вздохнула, и коммандант выразил ей свое сочувствие.

— А вы попробуйте читать на ночь, — посоветовал он. — Некоторым это помогает.

— А что читать? — спросила миссис Хиткоут-Килкуун таким тоном, как будто она уже прочла все написанное в мире.

— Ну, например, Дорнфорда Йейтса, — предложил коммандант и с радостью увидел, что миссис Хиткоут-Килкуун уставилась на него, не скрывая своего изумления. Именно на такой эффект он и рассчитывал.

— И вы тоже? — выдохнула она. — Вы тоже его поклонник?

Коммандант утвердительно кивнул.

— Не правда ли, он великолепен? — продолжала миссис Хиткоут-Килкуун своим мертвым, еле слышным голосом. — Он абсолютно бесподобен. Мы его преданнейшие поклонники — и муж, и я. Абсолютно преданнейшие. Это было одной из причин, по которым мы перехали в Умтали[24]. Просто чтобы быть поближе к нему. Чтобы дышать тем же воздухом, каким он дышал, чтобы сознавать, что мы живем в одном городе с великим человеком. Это было удивительно прекрасно. Настолько замечательно, что нет слов.

Она на мгновение замолкла, и этой паузы оказалось достаточно комманданту для того, чтобы высказать собственное удивление: он никогда не думал, что Дорнфорд Йейтс жил в Родезии.

— Я всегда почему-то представлял его себе живущим в Англии, — сказал коммандант, не уточняя, что всегда в данном случае означало всю последнюю неделю.

— Он приехал туда во время войны, — объяснила миссис Хиткоут-Килкуун, — а потом опять вернулся в свой дом в О'Бонне, в Пиренеях — ну, вы помните, конечно: «Дом, который построил Берри». Но французы вели себя ужасно, и все там изменилось к худшему. Он не смог этого выдержать, переехал в Умтали и жил там до самой смерти.

Коммандант высказал сожаление в связи с тем, что Йейтс уже умер и они не успели познакомиться, чему он, коммандант, был бы весьма рад.

— Да, это было бы огромной честью, — грустно согласилась миссис Хиткоут-Килкуун. — Лично знать человека, обогатившего английский язык, это огромная честь. — Она как бы почтила память Йейтса, помолчав немного, а потом продолжила: — Как интересно, что и вы находите его великолепным. Я хочу сказать, что… ну… мне всегда казалось, что он может нравиться только англичанам. И встретить вдруг настоящего африканера, которому тоже нравится Йейтс… — она не договорила, явно опасаясь ненароком обидеть комманданта. Ван Хеерден заверил ее, что Дорнфорд Йейтс принадлежит к тому типу англичан, которым восхищаются все африканеры.

— Правда? — переспросила миссис Хиткоут-Килкуун. — Вы меня удивляете. Он был бы рад услышать это непосредственно от вас. Сам он терпеть не мог иностранцев.

— Я могу это понять, — ответил коммандант. Иностранцы обычно не очень приятные люди.

Когда они прощались, миссис Хиткоут-Килкуун сказала, что коммандант должен непременно познакомиться с ее мужем, а Ван Хеерден ответил, что счел бы за честь.

— Приезжайте как-нибудь к нам, погостите у «Белых леди», — сказала миссис Хиткоут-Килкуун, усаживаясь в машину. Коммандант стоял рядом, придерживая дверцу «роллс-ройса».

— У какой белой леди? — переспросил он. Миссис Хиткоут-Килкуун протянула затянутую в перчатку руку и подергала его за ухо.

— Ах вы, противный, — радостно сказала она, — противный и остроумный. — И уехала, оставив комманданта в недоумении, чем он заслужил столь очаровательный…