Записки уральского краеведа - Владимир Павлович Бирюков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ехать пришлось через Москву, где семья Гренбеков остановилась у своих бывших тюменских знакомых — у вдовы, кажется, председателя окружного суда Лидии Ивановны Низовец и ее зятя, преподавателя Московского археологического института Павла Викторовича Албычева. Он был уроженцем г. Камышлова, окончил курс Тюменского реального училища. Кто учился в 1920-х годах в средней школе, тот должен помнить популярные книги Албычева по арифметике, алгебре и другим смежным наукам. Материал в книгах был подан на исторической основе.
В июне 1921 года я был в командировке в Москве и остановился у бывших тюменцев. Как раз к ним приехали и Гренбеки. Помню оживленнейшую беседу хозяев и гостей, мне очень хотелось вмешаться в нее, но было как-то неудобно, и я ограничился лишь тем, что попросил Иоакима Гренбека оставить мне свой автограф, что он охотно сделал. Это было 10 июня 1921 года.
Вскоре мне опять довелось быть в Москве и остановиться у своих старых друзей. Они рассказали, что Гренбеки приехали в Варде, вскоре старики оба умерли, а дочь, выросшая в России, почувствовала себя в чужой среде и вернулась в Россию, в Тюмень…
Когда в июне 1921 года я узнал, что предо мною спутник Норденшельда, сначала даже не поверил: неужели спутник Норденшельда!.. Неужели участник того путешествия, о котором я читал, будучи мальчиком?..
В августе 1959 года мне в компании с писателем А. А. Шмаковым удалось посетить Тобольск, встретиться там с заслуженной учительницей А. И. Ксенофонтовой. Она тепло отзывалась о Низовцах, как о людях прогрессивно настроенных, равно и об Албычеве. Но всех их уже нет в живых. А как было бы интересно узнать новые подробности о старике Гренбеке, о том, как он остался в России, что делал там и проч. Возможно, что еще живы тюменцы, которые знали Гренбеков, может быть жива и их дочь и какова-то ее судьба?
ЗАГРАНИЧНОЕ ИЗДАНИЕ „ДУМ РЫЛЕЕВА“
Кому не известно, что в царской России очень многое нельзя было издавать и приходилось печатать это в заграничных типографиях. Издавались там произведения либо конфискованные царской цензурой, либо запрещенные еще до появления в печатном виде. Среди таких книг первое место занимала революционная литература, и тут прежде всего вспоминается герценовский «Колокол».
Издатели запретных книг выпускали их с чисто коммерческой целью, зная, что такие книги найдут большой спрос в России, лишь бы переправить их туда тем или иным путем. Но были издательства, преследовавшие политические либо культурные цели. К таким издательствам надо отнести существовавшее в Лейпциге издательство Э. Л. Каспровича.
В свое время я рьяно посещал склады бумажного утиля и находил там очень много ценного. Таким-то образом мне попала книжка «Думы. Исторические стихотворения К. Ф. Рылеева», изданная Каспровичем в Лейпциге 4-м изданием в 1879 г., причем инициал отчества автора набран через фиту — предпоследнюю букву дореволюционного русского алфавита.
Книжечка не больше четвертки современного писчего листа. В ней 176 страничек, в конце самой последней стоит: «Наумбург, в типографии Г. Петца (О. Гауталь)». Малый формат книжки говорит о том, что предназначалась она для нелегального вывоза в Россию: такую книжицу легко можно было спрятать в боковом кармане, куда не заглядывали таможенные чиновники.
Кондратий Федорович Рылеев — один из пяти повешенных Николаем Палкиным 13 июля 1826 года декабристов. Как поэт широко известен, а дума о Ермаке, начинающаяся словами «Ревела буря, дождь шумел», стала популярнейшей народной песней.
Друг Пушкина, Грибоедова, Кюхельбекера, Рылеев в своих произведениях утверждает эстетические принципы революционного романтизма, отстаивает идейную, гражданскую поэзию. Герои его произведений — обличители несправедливости и тирании.
«Думы», помещенные в нашей книжке, написаны на сюжеты исторического прошлого России. Оно часто служило поэту художественным материалом для пропаганды передовых общественно-политических идей своего времени. Думу «Державин» Рылеев заключает стихами:
«О, пусть не буду в гимнах я,
Как наш Державин, дивен, громок;
Лишь только б молвил про меня
Мой образованный потомок:
Парил он мыслию в веках,
Седую вызывая древность.
И воспалял в младых сердцах
К общественному благу ревность!»
Еще два слова об издательстве Каспровича. На 2, 3 и 4 страницах обложки «Дум» Рылеева помещен перечень изданных Каспровичем книг. Вот заглавия некоторых из них:
Лермонтов М. Ю. «Демон» и «Запрещенные стихотворения».
«Лютня». «Собрания свободных русских песен и стихотворений».
Пушкин А. С. «Полное собрание запрещенных стихотворений».
«Общество пропаганды 1849 года».
«Белый террор, или выстрел 4 апреля 1865 года».
Радищев А. «Путешествие из С.-Петербурга в Москву».
Список выпущенных издательством Каспровича книг на этом не заканчивается, — в конце его сказано: «Продолжение следует», очевидно, на обложках других книг.
ПОДПОЛЬНОЕ ИЗДАНИЕ РАССКАЗА В. Г. КОРОЛЕНКО „ЧУДНАЯ“
С подпольными изданиями я впервые познакомился в начале лета 1901 г. в селе Пески Курганской области в доме священника Ивана Кокосова — брата известного до революции писателя В. Я. Кокосова. Впоследствии «нелегальщина» попадала мне в руки сравнительно часто. Уже в советское время я находил кое-что из старых подпольных изданий. Среди таких находок был отрывок рассказа В. Г. Короленко «Чудная». Рассказ был создан автором в тюрьме. Заключенным не разрешалось иметь письменных принадлежностей, и молодой писатель прятал карандаш в своих густых волосах. Писал он, находясь в общей камере, сидя с ногами на койке, прижавшись в угол и положив развернутую книгу на согнутые колени.
Тюрьма, где писался рассказ, находилась в г. Вышнем-Волрчке; здесь писатель пробыл пять месяцев, в 1880-м году. Писал он под впечатлением пережитого.
В своих воспоминаниях «История моего современника» Короленко описывает двух жандармов, приехавших за ним в деревню Березовские Починки, чтобы отвезти писателя в вятскую тюрьму. Кстати сказать, эта перемена в судьбе писателя была вызвана ложным обвинением в попытке к бегству.
Один из жандармов, «старший», как вспоминает Короленко, «был заметно пьян и вел себя развязной грубо». О другом он вспоминает как о человеке более разумном и умеренном и добавляет, что впоследствии описал его в одном из своих очерков. Этот жандарм, Гаврилов, — действующее лицо в рассказе «Чудная», и рассказ ведется от имени Гаврилова.
Второй жандарм, везший Короленко в Вятку, напоминает в рассказе пьяного и грубого унтер-офицера Иванова.
Написав рассказ «Чудная», Короленко передал его из тюрьмы на волю, но напечатать не удалось, т. к. не разрешила цензура. Зато рассказ стали переписывать от руки, печатать в подпольных типографиях и издавать за границей. Свободно в России рассказ был напечатан лишь через двадцать пять лет, в дни революции Пятого года.
Рассказ имеет подзаголовок «Очерк из 80-х годов». В семидесятые и в начале восьмидесятых годов прошлого века, как известно, передовая молодежь, юноши и девушки, шли «в народ» — в деревни, чтобы поднять крестьян на восстание