Круги на воде - Вадим Назаров

В допотопные времена, когда волчица жила с матерью, она слышала от василисков, что народ ее – племя пасынков, а истинный волк до срока спрятан в яйце, крепком, как мрамор. Во сне первенец Ромула вылупился. Он походил на грифа и устроил гнездо из колючих прутьев на вершине ливанского кедра, откуда были видны ледники Арарата – самое безопасное место, какое знала Земля.

Волга воображала, как будет греть сырое яйцо животом, подобно цапле, а если тепла не хватит – зароет яйцо в горячий песок на пляже, как твердолобая черепаха или желтобрюхая змея.

В другом сновидении волк из камня и сам оказался морской змеей, и они вместе с Волгой до утра били горбатых ершей и пучеглазых карпов на туманных равнинах Хиддекель-реки.

Река меркла, теряла объем и цвет, как теряет их, высыхая, скользкий морской камень, – Волга вышла из сна и вылизала место ночлега, чтобы не оставлять и тени на поругание. Она решила отправиться к священной горе Анк, где тушканчики мостят клыками допотопных героев улицы подземных городов.

Если на свете есть еще один Улисс, – решила она, – он там объявится.

Волга была молода и не знала, что реки после потопа легли в новые русла и, следуя им, она бежала в противоположную от горы сторону.

Ангел-галерник Самариил тем же утром наткнулся на зверя, убитого ледяной иглой и растерзанного россомахой. По невидимым знакам Ангел понял, что это был один из вошедших в Ковчег, и не будет большого греха, если похоронить его.

По волчьим законам охотник должен принести лунной матери, к сосцам которой он припадет после смерти, какой-нибудь подарок. Обычно это была шкурка нерожденного ягненка. Самариил решил, что довольно будет и ангельского пера. Он закопал Улисса в речной песок с таким расчетом, чтобы лунная дорожка в час полнолуния касалась передних лап.

Наказание научило Ангела понимать тех, кто совершеннее его. Возможно, – думал галерник, – Наместник Азии попустил это убийство, чтобы хищник не извел какой-нибудь полезный род, например, кротов, что рыхлят землю для трав.

Пережившего Потоп волка было жаль, в отличие от гадов и ящеров, которым Ангел сияющим, как молния, мечом, закрыл путь в Новый мир. Самариил вспомнил песню своего товарища Гевила о девственном волке из соленых земель. Этот мог и спастись, – думал Ангел, – иначе зачем его так берегли?

Вечером он доложил о происшествии своему Архангелу и получил благословение однажды явиться Рему во сне.

Самариил отправился на поиски Василиска и Сколопендры, что не вошли в Ковчег, а беззаконно спаслись за пазухой у Каина. Ангел помнит:

Каин стоял на мысе Эль-Хадд, и Воды Потопа в страхе семикратной мести не смели его коснуться, но свивались в воронку, похожую на осиное гнездо. Каин смеялся и показывал небу палец, по его лицу ползали паразиты и нечистые твари, которых Ангел сжигал прямо на теле хозяина.

Сколопендры нигде не было, зато Самариил разыскал Рема. Волк лежал на дне реки Гихон и медленно растворялся. В его жилах текла вязкая прозрачная кровь, а мысли были подобны теням, которые бросали на кожу реки крикливые чайки. Со стороны Рем выглядел как белая скала, песчаные корабли разбивались о его хребет и осыпались на лапы.

Его сны переплетались с явью, как весенние ручьи в реке, жизнь волка переливалась из пустого в порожнее и давно бы иссякла, если бы не соль, которая, как известно, препятствует смерти.

Чтобы войти в мечты Рема, Ангел обратился в поток золотистых пузырьков, вода вокруг Белой скалы закипела, пара мальков выпорхнула из похожей на ухо пещеры, и волк услышал то, что Ангел тихо и уверенно приказывал ему.

Рем открыл левый глаз, и сквозь пустую глазницу хлынула вода. Слово Ангела, подобное жемчужине, закатилось вместе с этим потоком и медленно опускалось на дно головы, где, как Венеция, окутанный петлистыми каналами, мягко пульсировал мозг. Мелкая соль лежала вдоль набережных и на мостах. Слово проплыло под каждым из них.

Волк увидал отца, задавленного деревом, мать, облизывающую окровавленный камень, брата, содрогающегося в змеином клубке, и самого себя. Глыба пошла трещинами, сквозь которые стала видна шкура, светлая как алюминий, и вода стекала по ней.

Земля Куш, которую зверь не видел много лет, представилась ему мелководным заливом, и он тяжело побрел к далекому берегу. Рем нащупал в ветре аромат волчицы и теперь наматывал его на чутьё.

В двойной оболочке из соли и сна каждый шаг его был труден. Рем пытался вообразить себе молодую, чтобы скорее найти ее, но натыкался лишь на чешуйчатых дочерей Лилы, которые выпивали память своих мужей и оттого были весьма умны.

Внутренним взором он видел у себя под ногами кладбище ящеров, разложившихся в нефть, и в небе – морского орла. На болотистом берегу, у самой границы сна мелькнула самка, но это была не Волга, а Висла – Ноева лиса.

Рем видел ее нерезко, сквозь поток, потому что наяву не шел по заливу, а катился по дну.

По пути он медленно растворялся и когда, наконец, оказался в море – стал маленьким, а море стало соленым. Луна выглянула из-за тучи, чтобы забрать младенца обратно в утробу, но Рем отвернулся от матери. У него больше не было тела, но еще осталось дыхание, а этот дар, как он понял, надо вернуть не родителям, а тому, кто его дал.

С тех пор он и поет под барабаны прибоя: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф.

Историю Рема Самариил принес на исповедь, зажав в кулаке, как грех, но Духовник утешил его: всякое дыхание славит Господа, но не всякому внемлет Бог.

Волга бежала вдоль воды так долго, что почувствовала, как проходит жизнь. Она остановилась, прислушалась: стучало сердце, билась о берег волна, скрипуче кричала цапля. Волчица легла на песок и задумалась. В целом свете она осталась одна и теперь, когда стала старше, испугалась этого.

Место, где она оказалась, было пустынно и мрачно, даже трава, семена которой разбрасывали повсюду Сим и Хам, еще сюда не долетели. Цапля устало кружилась над отмелью, но лягушки еще не народились, а рыбы, которыми после Потопа кормились чистые и нечистые, поизвелись.

Волчица дремала, кто-то все звал ее в самый омут сна, но идти туда Волга боялась. Она подставила морду волнам, и соленые волны нежно целовали ее. Волге казалось, что сейчас она откроет глаза и увидит мужа. Застрявшим в шерсти волчицы репейником заинтересовался водяной жук.

Светила сменяли друг друга, и время текло из красной сферы в желтую, чтобы ночью вернуться назад.

Волга открыла глаза и увидела, как чайки гонят ей прямо в рот стаю мелких рыбешек. Этой жертвой чайки надеялись задобрить жестокое, пожирающее птенцов божество, за которое они приняли Волгу.

Ветер принес свежую сводку запахов, в заголовке одного из них упоминались лёд, корица и мускус – так пахнет волк.

Она даже разозлилась, почуяв собрата. Волга коротко тявкнула и прошептала охотничье ругательство, услышанное от отца. В этой короткой фразе отрицались все пять волчьих бесов, но волчица перепутала слоги, слова сложились неправильно, вытекли изо рта и отравили место. С тех пор ночлег Волги называют Урмия, что значит оскорбленная земля.