Тайна мадам Лефевр - Джулия Джастис

– Но это просто возмутительно!

– Что именно? Боитесь не сойти за монаха?

– Нет! То есть да! Как можно солгать священнику? Целой группе священников?

Она пребывала в таком ужасе, что Рэнсли не выдержал и рассмеялся:

– А вам, оказывается, не чужды угрызения совести! Мне, увы, это незнакомо. Советую воспринимать это как божественное вмешательство для вашей защиты. Не отрицайте, маскировка получится превосходная. Мы можем отправиться с ними на юг, куда бы они ни направлялись, провести несколько дней в их монастыре, а потом поехать в Париж. Никому и в голову не придет искать нас в образе странствующих монахов.

Элоди неохотно кивнула:

– Верно.

– Ну а раз уж мысль об обмане святых братьев так терзает вас, для успокоения совести можете покаяться перед уходом. Кроме того, даже если мы признаемся, что маскируемся, разве монастыри тысячелетиями не предоставляли убежище тем, кому грозит опасность?

Она не выдвинула следующего протеста немедленно, и Уилл понял, что сумел поколебать ее решимость. Понимал, его план превосходен, но ему очень хотелось услышать эти слова из ее уст.

– Полагаю, вы правы, – наконец, признала Элоди. – Но как вы достанете одежду? Гостиница ведь не магазин одежды.

– Уверен, для странствующих монахов найдутся запасные рясы. Я скажу настоятелю, что в моем монастыре случился пожар, уничтоживший рясы братьев, а мне за мои провинности поручили отыскать замену. Если я предложу за рясы цену, в два раза превышающую их истинную стоимость, уверен, что смогу убедить настоятеля продать мне пару штук.

Хмурясь, Элоди схватилась руками за голову. Уилл удивленно вскинул брови, и она пояснила:

– Пытаюсь огородиться от длани Божьей, которая покарает нас за такое святотатство.

Уилл хмыкнул:

– О Всевышнем не беспокойтесь. Старайтесь лишь не попадаться на глаза проезжающим путешественникам. До гостиницы не больше часа, так что еще до наступления ночи я раздобуду нам новое одеяние, и мы отправимся нагонять монахов.

Как Уилл и предсказывал, благовидное объяснение и щедрое пожертвование сыграли свою роль, к Элоди он вернулся пару часов спустя с рясами, плащами, поясами и обувью. Предоставив ей свободное пространство для переодевания и изо всех сил стараясь не допустить очередного святотатства – представления ее обнаженной, – он стал собирать остатки провианта и прежнюю одежду в седельные сумки.

Элоди появилась несколько минут спустя. Ее опущенное лицо было скрыто под широким капюшоном, руки в молитвенном жесте заткнуты в рукава плаща. Одним словом, выглядела она точь-в-точь как скромный странствующий монах.

– Какой из вас получился великолепный брат Пьер! – восхитился Уилл. – Не знай я, кто вы такая, однозначно принял бы за божьего человека.

Она пожала плечами:

– Прошу вас, не гневите Всевышнего подобными заявлениями! Армитаджу известны наши нынешние вымышленные имена, завершим наше богохульство, взяв себе другие. Давайте я буду брат Инносент, а вы брат Франциск?

– Ассизский? – усмехнувшись, спросил он, следя за ходом ее мыслей.

– Да. Он был грешником и сластолюбцем, пока не обратился к Богу. Возможно, вас окутает святая аура его имени, – съязвила она. – Я намерена защитить то, что осталось от моей бессмертной души, принеся обет молчания, так что плести коварную паутину лжи придется вам.

Вскочив на лошадь, Элоди поскакала вперед. Когда Уилл, все еще посмеиваясь, поравнялся с ней и попытался завязать разговор, она, верная своему обещанию, не удостоила его ни единым словом. В конце концов он был вынужден оставить ее в покое.

Гладя на мадам Лефевр, смиренно и набожно склоняющуюся над седлом, Уилл лишь покачал головой. В образ святого отца она вжилась столь же быстро и правдоподобно, как до этого из аристократки превратилась сначала в старика, а потом в слугу. Уилл пожалел, что его армейские подчиненные не в состоянии столь полно и молниеносно принимать на себя новые роли.

Пассивной попутчицей мадам едва ли можно было назвать. Не выдвини она проницательную идею о том, что путешествие в группе даст им лучший шанс ускользнуть от преследователей и добраться до Парижа незамеченными, он, возможно, и не обратил бы внимания на монахов.

Уилл не мог отрицать ироничности Бога, пославшего им братьев.

Но, видит Всевышний, даже в мужской одежде Элоди Лефевр являет собой такой соблазн, что и святой не устоял бы, не говоря уже о нем, простом смертном. Рассказывая истории, Уилл не сводил взгляда с ее мягких полных губ. Ее глаза смотрели на него с таким предельным вниманием, будто он единственный человек во Вселенной. Выбившиеся из-под чепца пряди темных волос дразнили его, вызывая желание пропустить их сквозь пальцы, а потом прикоснуться к ее бледным щекам. Зачарованный ее обликом, Уилл не переставал говорить, механически пересказывая истории, которыми потчевал военных приятелей на привалах у костра, в военных квартирах и на званых ужинах, на пустынных возвышенностях Бадахоза[7]и в бальных залах Брюсселя. Ему приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы сдерживать плотский голод и не наброситься на нее с поцелуями, отведать на вкус ее губы, проникнуть в податливый рот, впитать в себя самую ее суть, познать сокровенные тайны.

Их первый поцелуй того стоил. Тем самым Уилл на шаг приблизился к своей цели. Элоди пахла хлебом и вином, которыми восхищалась, лавандой и женщиной. Уилл только начал разгадывать ее загадку, открывать источник ее удивительной способности заставлять забывать обо всех опасностях и радоваться каждому моменту. Он понял: перед ним искушенная и чувственная женщина.

Она целовала его в ответ с жаром и уверенностью, разжигая страсть с такой головокружительной скоростью, какой он никогда не испытывал прежде. Если бы не его неугасимый инстинкт самосохранения, отшлифованный до совершенства шестью годами жизни на улице, он, возможно, и не услышал бы шагов приближающихся путников и не смог бы оторваться от нее.

Тут он заметил впереди на дороге облако пыли, сопровождающее продвижение монахов. Указав на них, произнес:

– Пришло время разыграть второй акт нашей пьесы.

Мнимый брат Инносент нахмурился, вызвав улыбку на лице Уилла, который, пришпорив коня, поскакал вперед.

Поравнявшись с группой, Уилл спешился и поприветствовал монахов, поклонившись и осенив себя крестом:

– Пребудет с вами благословение Божье, добрые братья! Куда путь держите?

– И тебя пусть не оставит он своей милостью, – отозвался монах верхом на ослике, очевидно главный. – Мы идем в свое аббатство в Леоненбурге, куда надеемся попасть к ночи. А вы?

– Возвращаемся из Вены после выполнения поручения нашего аббата. Я брат Франциск, а это брат Инносент, принесший обет молчания за успех нашего путешествия. Можем ли мы присоединиться к вам?