Жизнь взаймы у смерти - Марина Болдова

Алена подумала, что Виктор не уедет из Краснодара, пока не уладит все дела Ларисы. Они много о ней говорили там, в доме. Он – восторженно и с нежностью, она, поначалу не сумев скрыть ревность, едва отвечала. Очень уж долго она считала девушку его любовницей. Но по мере того, как узнавала все новые подробности, менялось и мнение о ней. Так, постепенно, Лариса из красивой избалованной пустышки, как Алена о ней думала, превратилась в ее глазах в цельную, умную и упорную в стремлениях молодую женщину. Да, Виктор ей помогал, даже баловал. Но Лариса многого добивалась сама. Чем-то девушка напоминала ее, Алену, в чем она, немного смущаясь, и призналась. «Я заметил», – мягко улыбнулся Виктор, целуя ее в висок. И столько в его голосе было нежности, что у Алены, в который раз за день, выступили на глазах слезы…

– Мама, приехали, – Лиза, сидящая на заднем сиденье автомобиля, дотронулась до ее плеча.

– Спасибо, – поблагодарила Алена нового друга дочери, открывая дверцу машины.

– Алена Юрьевна, подождите, я вам помогу, – задержал ее Герман.

Да, парень ей нравился. Воспитанный, видно, что неглупый. Легкий акцент… откуда? Она подумала, что, закрывшись в своем эгоизме, даже не расспросила дочь о нем еще дома. Впрочем, та могла и ничего не рассказать…

Они отметились у дежурного, поднялись на третий этаж. Беркутов показался Алене уставшим, словно не спал всю ночь. «Впрочем, он просто выглядит не таким молодым, каким остался в памяти. Мешки под глазами могут быть всего лишь признаком возраста. Двадцать лет прошло, ему уже пятьдесят! Или еще не исполнилось? Даже не помню даты его рождения!» – подумала она, поздоровавшись.

– Присаживайтесь вот сюда, – Беркутов указал на два стула по обе стороны стола и развернул экран монитора. – В первую очередь посмотрите записи с камер наблюдения. Их две, как вы знаете, первая над подъездом, вторая – на лестничной площадке этажа напротив двери в квартиру. Ее установили по распоряжению Шведова. На записях есть тот человек, которого вы либо опознаете, либо нет. Но имеется еще одна запись. С камеры у входа в банк со стороны улицы. На ней видна калитка. Попасть в этот огороженный двор можно, как вам известно, двумя путями – через нее или через шлагбаум. Вот, посмотрите. Запись сделана накануне убийства вечером. Двадцать тридцать восемь – группа молодых людей проходит через калитку, среди них этот человек в куртке с капюшоном.

– Здесь не видно ничего! Ни лица, ни фигуры! – Алена пожала плечами.

– Да, к сожалению. Запись с камеры у подъезда тоже ясности не добавляет. Важно то, что он не покидал здание до следующего утра, – Беркутов вывел на экран другое видео. – Вот он заходит в квартиру Шведова в семь шестнадцать, предварительно нажав на звонок. Здесь он в полный рост, лица не видно, но посмотрите внимательно обе. – Беркутов приблизил изображение и остановил воспроизведение записи.

– Я его никогда не видела, – Лиза отрицательно помотала головой.

– Егор, я тоже. Никого с такой бородой и шевелюрой в этом доме не встречала. И зачем было натягивать на голову капюшон, если и так видно буйную растительность! – Алена дотронулась до своего подбородка. Похоже, Марта Эрбах впустила его сама! Значит, знакомый?

– Необязательно. Огорелов рассказал, что Марта его ждала, они созванивались предварительно. Могла решить, что за дверью он, и открыть. Вот ваш Шура, в семь двадцать три заходит и закрывает дверь. А через шесть минут выбегает.

– Он напуган до смерти, это же видно! – Лиза возмущенно посмотрела на Беркутова. – Как его можно было подозревать?

– А вот и вновь старый знакомый в капюшоне, – не ответил ей Беркутов. – Ровно через пять минут после Огорелова покидает квартиру. Веки опущены, глаз не видно, но к камере лицом. Смотрите внимательно, крупный план.

– Нет, – Алена задумалась. – Не знаю его. А где он провел ночь, выяснили?

– На четвертом этаже в восьмой квартире. Там живет семья коммерческого директора фирмы «Статус». Родители отбыли за границу на отдых, дочь весело проводит время. Как раз с компанией ее друзей он и зашел в дом. Ночевали все вповалку, видимо, он с ними. Непохоже, чтобы был пьян, передвигается уверенно. Вот запись с камеры у шлагбаума – спокойно покидает двор, заходит в супермаркет на первом этаже. Далее, – Беркутов вывел на экран другое изображение, – покупает продукты, расплачивается, выходит, поворачивает налево… все, больше его не видно. Я так понимаю, вы его не опознали. Жаль.

– Я одного не понимаю, зачем Шурка сбежал во второй раз, – Алена вопросительно посмотрела на Беркутова.

– Видимо, Лиза ему что-то рассказала после разговора со мной, да, Лиза? Например, то, что имеются записи с камер наблюдения. Так?

– Да! Но чего ему бояться?!

– Смотрите, вот он выбегает из подъезда, уже спокойнее идет через двор, останавливается за шлагбаумом…

– Кому это он звонит в такую рань?! – возмущенно воскликнула Лиза. – Мне он точно не звонил!

– Вот поэтому я и спрашиваю тебя, кому твой друг может доверять так, что звонит сразу после того, как нашел труп?

– Я не знаю… – испуганно пролепетала Лиза. – Возможно, новые знакомые? Тогда понятно, где он после этого был столько времени!

– Хорошо бы ему объявиться у нас, пока не поздно. И пока не наделал еще глупостей! – Беркутов выразительно посмотрел на Лизу. – Нарисуется, сразу веди своего друга в отдел!

Юлия разобрала все бумаги, что нашлись в кабинете мужа. При его жизни она мало интересовалась историей рода фон Эрбах, считая, что дворянское происхождение в современном обществе мало что значит. Тем не менее Франц, обычно в подпитии, кичился своими корнями, упрекая ее, что окрутила потомка аристократов, женила на себе, да еще и наградила «сомнительным» потомством. Поначалу она возражала, напоминая, что именно он уговаривал и убеждал, что будет счастлива и любима им. Так и было, но недолго.

Конечно, она не смогла вот так просто забыть Париж, Анри, его мастерскую в мансарде, ту волшебную ночь, когда она, молодая танцовщица, стала его любовницей. Но он, художник, ничего не мог предложить ей, будучи женатым на женщине, содержавшей его уже много лет, оплачивающей кисти, холсты и, собственно, эту мастерскую. Жена была страшной внешне, Юлия видела ее портрет, но, со слов Анри, деловитой и умной. Юлия была уверена, что Анри влюблен всерьез, хотя и провели они вместе чуть больше суток. Расставаясь с ней в полдень следующего дня, он был очень расстроен, обещал вечером быть на представлении, целовал страстно, не в силах отпустить. Слезно умолял не уезжать, подождать немного, и они будут вместе. Юлия прождала напрасно, после выступления присоединилась к балетным, отмечавшим завершение гастролей в Париже, выпила много шампанского и сама не заметила, в какой момент рядом с ней оказался этот невзрачный мужчина, пожиравший ее взглядом. Это был Франц-Гюнтер фон Эрбах. Он повторял свое имя не раз, осыпая ее комплиментами и подливая в бокал игристого вина. Наутро труппе нужно было уезжать в Германию, Франц откровенно обрадовался, выяснив, куда именно они направляются.